— Я подумала, что мою ракетку могли засунуть в этот стенной шкаф. Горничная говорила, что на борту есть несколько ракеток, вот мне и пришло в голову, что мою, как видно, перепутали с другими. А она изготовлена на заказ и стоила немалых денег.
— Вам никто не давал разрешения открывать эту дверь.
— Ой, извините, пожалуйста, — Тедди пустила в ход все свое очарование. — Но стюард так и не пришел, что же мне было делать?
— Господин Скурос не допускает визитов на яхту в свое отсутствие и не терпит любопытных. Сейчас вы пройдете ко мне в кабинет. Я буду задавать вопросы и потребую прямых ответов. Возможно, нам придется задержать вас на борту до прибытия господина Скуроса из Нью-Йорка.
Тедди охватила паника. Неужели она попала в плен? Похоже, что так.
— Нет! — воскликнула она. — Вы этого не сделаете! Полиция знает, где меня искать, если я через полчаса не вернусь в замок.
Когда Тедди ступила на борт катера, у нее подкашивались ноги. Опасная авантюра оказалась небезуспешной. У нее в кармане лежали трофеи — проволока и клочок бумаги.
— От чего оторвана эта бумажка? — спросила она у Фредерика Ламарше, который согласился встретиться с ней вечером в баре небольшого отеля у самой эспланады.
Детектив внимательно изучил обрывок и поднял глаза на Тедди.
— Похоже, это фрагмент обертки пластиковой бомбы, какими пользуются террористы.
Тедди побледнела.
— А проволока?
— Как знать? Возможно, от бомбы, а возможно, и от какой-то корабельной снасти. Однако клочок бумаги кажется мне более перспективной находкой. Попытаюсь выяснить, каким путем он попал на яхту и под чьим именем заключалась сделка. — Лицо детектива стало строгим. — Мадемуазель, вы проникли на яхту и сумели выбраться. На этот раз вам повезло, но постарайтесь больше не испытывать судьбу.
Принц Жак остановился в отеле «Плаза де Майо», в самом центре Буэнос-Айреса, поблизости от правительственных зданий.
Телефонная линия работала из рук вон плохо. Жак почти кричал, прижимая трубку к уху:
— Тедди? Это ты?
— Да… Никос Скурос… на борту его яхты…
— Постой, ничего не слышно. Давай я перезвоню.
— …пластиковые бомбы.
Действительно она произнесла эти слова или ему послышалось? Жак положил трубку, потом набрал номер коммутатора в замке и попросил вновь соединить его с Тедди.
Она рассказала ему, что произошло на борту «Олимпии».
— Тедди, — простонал Жак, — это же безумие! Обещай больше ничего не предпринимать — слышишь, ничего! — до моего возвращения.
— Но разгадка уже совсем близко, Жак, я это чувствую. Теперь надо поговорить с самим Скуросом. Я спрошу его…
— Не смей! — закричал Жак.
В трубке слышалось только потрескивание. Он понял, что Тедди обиделась.
— Ради всего святого, Тедди, — продолжал Жак, взяв себя в руки, — пойми, даже если ты докажешь, что на яхте были взрывчатые вещества, это будет невозможно связать с гибелью твоего отца. Мне понятно твое нетерпение, но не спеши обвинять кого-то одного, особенно если дело касается близкого друга моей семьи. Этих сведений недостаточно. Через несколько дней я вернусь, и мы все обсудим.
Жак чувствовал, что Тедди совершенно подавлена.
— Ладно, — глухо ответила она.
— Тедди, — умолял Жак, — не сердись, прошу тебя. Ты действовала бесстрашно. Я горжусь тобой, ты смелая.
— Это не имеет никакого значения. Мне нужно установить истину.
— Мы все выясним, поверь мне. Я не стану здесь задерживаться. Остерегайся Никки Скуроса. Тедди… я боюсь за тебя.
Над пыльной тренировочной трассой в Сан-Исидро стоял оживленный гвалт; в воздухе плыл запах шашлыков. Из трейлеров и фургонов, сплошными рядами припаркованных возле боксов, торговали всевозможными напитками и закусками, от кока-колы до деликатесов аргентинской кухни.
Принц Жак, в новом красном комбинезоне с эмблемой фирмы Скуроса, шагал по автодрому, с трудом сдерживая злость. При транспортировке морем его машина получила повреждения; пришлось вызывать заводского механика для устранения неисправностей.
Жак с завистью смотрел на автомобили соперников, проносившиеся мимо. Ему не терпелось выйти на трассу, но на ремонт требовалось не менее суток. Разговор с Тедди тоже не прошел для него бесследно. Никки Скурос. Этот ловкач едва ли пошел бы на грязное дело, но у него столько приспешников…
Рядом притормозил другой «феррари» из команды Скуроса. За рулем сидел Поль Бельмондо, сын знаменитого киноактера. Жак направился прямо к нему:
— Дай пройти пару кругов, хочу размяться, — попросил он.
Бельмондо кивнул. Все гонщики Скуроса проявляли доброжелательность к Жаку — его участие обеспечивало команде дополнительную рекламу.
Через несколько минут Жака, успевшего надеть шлем и перчатки, уже пристегивали ремнями. Выехав на трассу, он сделал несколько кругов, затем обошел «Ямаху В-12» Стефано Модены и «Макларен-хонду» Герхарда Бергера. Спидометр показывал 110, 120, а потом и все 130 миль в час. Сжимая руль, Жак отдался пьянящему чувству скорости.
Вот что такое жизнь — настоящая, полная жизнь!
Слева появился красно-белый «макларен». Его пилот нахально теснил машину Жака, почти прижимаясь к крылу «феррари». Когда этот наглец успел выйти на трассу? Почему его до сих пор не было видно?
Нажав на акселератор, Жак рванулся вперед.
Послышался скрежет металла по металлу. Его «феррари» потерял управление и на полной скорости врезался в заграждение из мешков с песком.
От сильнейшего удара автомобиль перелетел через барьер, дважды подпрыгнул и завалился на бок. Это было последнее, что помнил Жак.
Потом он услышал крики: кто-то звал его по имени. В ноздри ударил отвратительный, нестерпимый запах. Жак дернул головой.
Открыв глаза, он увидел, что лежит в грязи на автодроме. Вокруг толпились Бельмондо, Бергер и с десяток механиков. Над Жаком склонился врач, который совал ему под нос тампон с нашатырным спиртом.
— Что за мерзость? — грубовато сказал Жак, отталкивая руку врача.
— Ваше высочество, не делайте резких движений. У вас сотрясение мозга. Вы были без сознания.
— Я в порядке, — отрезал Жак, борясь с тошнотой и головокружением.
Ему удалось подняться. Он с трудом доковылял до трибуны и рухнул на жесткое деревянное сиденье. То, что он увидел, не поддавалось описанию. Машина, в которой он только что мчался по трассе, превратилась в груду искореженного металла, над которой клубился черный дым. Жак понял, что его вытащили из машины за мгновение до взрыва. У него перед глазами возникли несчастные обожженные дети, которых он видел в ожоговом центре. Закрыв лицо руками, он разрыдался.
Прошло лето. Тедди так и не удалось узнать ничего нового о гибели отца.
Она вернулась в Штаты для участия в «US Open», но теперь мир выглядел для нее не таким, как прежде. Она снова и снова прокручивала в памяти редкие встречи с Жаком, вспоминая каждый жест, каждое прикосновение. Жак сказал, что боится за нее. Это кое-что значит! Может быть, он собирался сделать ей предложение? Или просто хотел возобновить их роман? Она терзалась сомнениями, ожидая его звонка, оставляла для него записки на гостиничном коммутаторе и без конца напоминала портье, что поступившие на ее имя сообщения должны быть переданы ей немедленно.
Наконец Жак позвонил из Бразилии. Спросил, чем она занимается, и услышал в ответ, что она тренируется на корте, посещает бассейн и ходит за покупками. Никаких развлечений.
— Это хорошо, — сказал он.
В разговоре наступила неловкая пауза. Они хотели многое сказать друг другу, но не знали, как начать. Чтобы только прервать молчание, Тедди спросила о погоде.
— Прохладно, но солнечно. Небо синее.
Между делом Жак сообщил ей, что получил легкую травму.
— Ничего страшного. Я бы о ней и не вспомнил, если бы газетчики угомонились.