– Нет, – возразил Респен. – Вы поступили мудро. Для чего было так бессмысленно бросаться своей жизнью?
Она окинула взором город, освещенный тысячами фонарей.
– Пожалуй, если мы, эльфы, откинем часть своей гордости, то обнаружим, что наша жизнь может быть полноценной и под управлением Орктриена. Пожалуй, я могла бы стать счастливой в этом месте, если бы какой-нибудь добрый друг научил меня видеть его радости.
Респен почувствовал, как его сердце стало биться быстрее.
– Миледи, это все, о чем я только мог мечтать.
Орктриен одарил Респена радостной драконьей улыбкой, но человеку непосвященному могло показаться, что дракон демонстрирует свои клыки, каждый из которых был размером с добрый клинок.
– Мы победили! – объявил король.
– Я знаю, Ваше Величество, – сказал Респен. Он уже не так жадно следил за новостями о ходе разных войн, которые вел его повелитель, как делал это раньше. Но он был королевским советником и должен был оставаться в курсе событий. – Мне рассказали, что войска зеленых интриганов отступили в полном беспорядке.
– Все так и есть. И теперь их лордам не остается ничего другого, как уступить свои владения на восточном берегу реки.
– Замечательно.
Респен хотел поинтересоваться, сколько воинов потерял золотой дракон, чтобы захватить эту территорию, но решил пока не спрашивать. Пусть король насладится своим триумфом. У них будет время оценить текущее состояние армии позже.
– Мы вернемся туда в следующем году или через год и полностью вытесним зеленых, – поведал Орктриен. – Цветные драконы обращаются со своими подданными как со скотом! Сострадание требует, чтобы мы принесли этим бедным рабам просвещенное металлическое правление.
– Ваше Величество очень благороден.
– Расскажите, как вы здесь управлялись без меня. Надеюсь, больше никаких восстаний не было?
– Никаких.
– Я знал, что идея с заложниками решит проблему. Как поживают наши пленники?
Респен улыбнулся:
– Они неплохо поживают. Более того, им так полюбилась жизнь в Донфайре, что когда придет время отправлять их домой, то, боюсь, нам придется толкать их в спину копьями.
Орктриен рассмеялся, заполнив воздух теплотой.
– Даже прелестная Винтерфлауэр?
Да, подумал Респен, если не сказать больше. В течение последних двух месяцев Винтерфлауэр была настолько увлечена жизнью города, ее настолько захватили развлечения двора, что ему оставалось лишь удивляться этой внезапной перемене. Казалось, будто она, создание крайностей и страстей, должна либо ненавидеть, либо любить свой плен, и, осознав бесполезность своего прежнего поведения, она выбрала второе, полюбив плен всей душой.
А, может, причина была в ее любви к нему и ее желании стать частью его жизни? Хотя они оба и старались погасить зарождающееся между ними чувство, – для тюремщика было бы слишком беспечным испытывать чрезмерную симпатию к своей пленнице, и вряд ли бы это одобрили ее родственники, мятежники в глубине души, – его ростки с каждым днем становились все больше. И правда, со стороны Респена это была любовь, какую он никогда прежде не испытывал ни к одной женщине.
Но он не видел причин обсуждать свои личные дела с Орктриеном, поэтому просто ответил:
– Даже она.
– Я собираюсь устроить пир, чтобы отпраздновать победу, – сказал дракон. – Она должна присутствовать и опять что-нибудь спеть. – Его желтые глаза ярко вспыхнули. – Что-нибудь менее двусмысленное на этот раз. Мне бы хотелось избежать неудобства в виде разбитого пола.
Когда Респен и Винтерфлауэр приблизились к арочному проему, сделанному из драгоценных металлов и украшенному драгоценными камнями, она побледнела, ее синие с золотыми крапинками глаза закатились, а колени подогнулись. Респен успел подхватить ее, не дав упасть на пол. Не обращая внимания на любопытные взгляды и вопросы придворных, попадавшихся ему на пути в танцевальный зал, он отнес ее в нишу, завешанную бархатной портьерой. Ниша предназначалась для тех, кто после веселья и танцев нуждался в небольшой передышке и тишине, также она служила местом свидания для влюбленных пар.
Респен посадил Винтерфлауэр на диван, затем прочел несложное заклинание, увеличивающее жизненную силу. Его оказалось достаточно, чтобы привести ее в чувство, и девушка открыла глаза.