Затем принц обратился ко мне:
— Вы согласны, господин Антеро? Время подготовиться еще есть, хоть его и не много. Если война снова начнется, то скорее всего в День Творца. А он наступит через несколько месяцев.
Я сказал, что мы научим их воевать, как это умеют ориссиане.
Мое согласие, может быть, и ставило под угрозу обычаи тиренцев, но вызвало совершенно удивительную реакцию со стороны моих товарищей. Когда я созвал их, чтобы объяснить, что нам предстоит делать, мое решение было встречено с огромным энтузиазмом.
Как по магической команде Квотерволз и его пограничники вцепились в эту новость.
— Первое, что мы сделаем, парни, — сказал Квотерволз, — это заставим их убраться с парадного плаца и будем обучать, как нас обучали на службе в пограничной охране. Такого они в книжках не прочтут.
— Да и у меня уже задница растолстела от всех этих вечеринок да застолий, — сказала Келе. — Мы, конечно, люди морские, но знаем такие боевые приемы, годные и на суше, которые этим салагам и не снились.
Тоура и Берар громогласно выразили поддержку Келе.
— Если они хотят научиться, как выкручиваться из затруднительного положения, — сказал Пип, — лучшего наставника, чем я, им не найти.
Братья Сирильян пустились в горячую дискуссию по поводу замеченных ими у местных солдат недостатков в стрельбе из луков, и прежде, чем я что-то успел еще сказать, вокруг уже кипели споры о том, какие пункты должны быть включены в программу обучения. О моем присутствии попросту забыли.
Впрочем, основных осложнений я ожидал не со стороны простых тиренцев, а со стороны генералов. Ни один генерал не любит учиться, полагая, что раз он дослужился до такого звания, то все знает. Но мы, оказалось, пользовались таким авторитетом среди тиренцев, что сами солдаты все решили в нашу пользу, громкими криками одобряя заявление принца по этому поводу, так что в этом хоре потонули возражения генералов.
За учебу они взялись с желанием, их дух окреп от одной мысли, что сами эти тренировки уже являются вызовом демонам. Вскоре вся Тирения была охвачена лихорадкой подготовки к войне, что затрудняло королю Игнати проводить его обычную осторожную политику, он лишь ворчал по поводу лишних расходов и намекал, что в такой ситуации ему трудно вести переговоры с Баландом.
Я воспрял духом. Даже обнаружил, что тиренцы вовсе не так уж меня и разочаровали. Тем не менее я не питал иллюзий относительно короля Игнати. Он все-таки правил. А монархи редко предпринимают такие действия, которые подвергают риску их корону.
В это же время из своих подвалов выбралась Джанела, чуть не ослепшая от своих многодневных трудов. Едва перебирая от усталости ногами, она забрела в наши апартаменты. Но ее глаза сверкали огнем победы.
— Я почти закончила, Амальрик, — сказала она. — Я у той самой черты, за которой, как утверждал мой прадед, и находится открытие.
— Что же ты обнаружила? — спросил я. Джанела обессилено покачала головой.
— Пока не могу сказать, — заявила она. — Но что могу, завтра покажу.
И она едва дотащилась до постели.
На следующий день Джанела проснулась поздно и выбралась из своих покоев только перед самым полуднем. Вокруг глаз у нее появились тонкие морщинки, но она, казалось, лучилась энергией.
Она увлекла меня на прогулку по дворцовым садам, вытянувшимся вдоль наружных стен центральной цитадели.
— Вообще-то хорошо, что я такая соня, — сказала она. — С тем, до чего я докопалась, надо обращаться очень осторожно. Я не собираюсь держать долго этот секрет при себе, просто боюсь, это еще не все, а лишь часть, так я, по крайней мере, понимаю это сейчас.
Я огляделся и озадаченно улыбнулся. Стоял яркий веселый денек, вокруг спокойно прогуливались горожане, осматривая рыночные ряды с товарами, выстроившиеся вдоль крепостных стен. Богатые бездельники устраивались на пикники посреди великолепных лужаек, а пара десятков детишек благородного происхождения играли на широком поле.
— Если тебе необходима секретность, то сейчас не очень подходящее время, — сказал я Джанеле. — Самое лучшее время ночью. Будет страшно и без твоих фокусов. Запросто можно наложить в штаны.
Джанела рассмеялась.
— Но если кто-то нас застукает ночью, — сказала она, — это может вызвать подозрения. А у демонов тут свои глаза и уши.
— Верно, — признал я.
Джанела взяла меня за руку. Ее ладонь была теплой и гладкой как шелк.
— Если мы изобразим влюбленную парочку, нам никто не помешает.
Она была права. Хотя на нас, как на иностранцев, обращали внимание, все взгляды тут же отводились в сторону, когда видели, что мы всего лишь прогуливаемся как любовники в приятный день. При этом горячие руки Джанелы и аромат ее духов все больше лишали меня уверенности, что я всего лишь актер, разыгрывающий роль.
Мы дошли до небольшой таверны возле одного из музеев, в котором она трудилась. Таверна располагалась под огромным деревом, и я с изумлением увидел, что это точно такое же дерево с серебряными листьями, какое мы обнаружили на острове после того, как покинули королеву Бадрию.
— Не надо так таращиться на это дерево, Амальрик. Да, это оно.
Я с трудом отвел взгляд, и мы вошли в таверну, где было малолюдно в этот час. Хозяин расцвел, увидев Джанелу, и поспешил к ней сказать, что все готово, как она и просила, а пока можно отведать его лучшего вина.
Джанела сказала, что с удовольствием, и повела меня к столу, расположенному рядом с танцевальной площадкой, как мне это вначале показалось. Вновь я удивился. Вместо пола здесь я увидел окно из толстого стекла, служащее прозрачной крышей для помещения, освещенного изнутри. Это была небольшая древняя баня, рассчитанная человек на двадцать. Вдоль стен из полированного камня стояли статуи нагих женщин, держащих наклоненные кувшины. В свое время из этих кувшинов в . бассейн лилась вода. Стены были расписаны фресками, но столь пострадавшими от времени, что я не смог разобрать ничего, кроме фрагментов женских фигур.
— Когда принц рассказывал нам, что он занимается реставрацией старой части дворца, я ошибочно подумала, что именно там и жили все тиренские монархи с самого начала, — сказала Джанела. — На самом деле королевство гораздо старше этого дворца. Тот дворец, что мы видим, и окружающие строения были возведены на остатках еще более древней цитадели. Когда строили музей, то наткнулись на развалины того, что ты видишь здесь. Никто не смог найти этой находке применения, поэтому ее просто закрыли стеклом.
Я улыбнулся.
— Но умный владелец таверны превратил это в главную достопримечательность своего заведения, не так ли? — заметил я и оглядел таверну. Присутствующие посетители явно относились к весьма зажиточным и культурным тиренцам. — Ну разве найдешь лучшее местечко для ужинов и обедов, чем на развалинах, скрывающих тайну твоих древних предков?
Джанела кивнула. — У тебя мышление коммерсанта, Амальрик, — сказала она. — Да, произошло именно так. Когда я ужинала здесь в первый раз, выйдя из музея, то кое-что поняла. Я подумала о том дереве снаружи и об этой находке. Потом сотворила заклинание и обнаружила, что у помещения бани и дерева приблизительно одинаковый возраст. Поначалу интерес мой к этому был незначителен, но чем глубже я погружалась в то, что, по моим расчетам, спасет нас, тем тверже понимала, что эти руины заслуживают более внимательного изучения.
Она показала на баню.
— Здесь принимала ванны жена короля Фарсана, — сказала Джанела после того, как хозяин таверны принес вино и удалился. — Помнишь короля в сцене с танцовщицей на картине в разрушенном городе?
— Ну конечно, — сказал я. — Я понял, о ком ты говоришь. О том малом, которого Соларос назвал трусливым монархом Тирении.
— Звали ее Монавия, — продолжала Джанела. — Легенда утверждает, что она тяжко переживала трусость своего мужа. Когда они венчались, вся империя радовалась бракосочетанию такой красивой пары. Когда Монавия принимала присягу как королева, она поклялась, что в случае необходимости сама наденет доспехи, чтобы отразить демонов. Но все изменилось после рождения первого ребенка. В первый день жизни ее сына король демонов прислал своих дипломатов просить короля Фарсана о мире. Это было как раз во время самого главного праздника Тирении.