Мбугуа выскочил во двор, с благоговением наполняя легкие прохладным вечерним воздухом. Замок колдуна всегда был заполнен дымом из жаровен, вонючими испарениями, исходящими из дюжин гнусных магических смесей, и вездесущим запахом смерти.
Вемик продолжил свой путь вниз по крутой тропинке к, усыпанному галькой, побережью. Там была небольшая бухта, окруженная большими камнями. Он мог делать здесь все, что хотел, потому что бухта не просматривалась из окон замка и со двора. Слуги колдуна слишком сильно боялись Мбугуа, чтобы следовать за ним сюда; сам колдун был очень гордым, чтобы представить, что простой раб мог совершить что-нибудь вредное или важное. Повиновение и верность поддерживались могущественными магическими путами: Ка'Нарлист верил своей собственной магии.
Эта самая убежденность, эта гордость и эта магия обернется, как верил Мбугуа, против темного эльфа. Это было единственное оружие, которое было у него, способное победить колдуна.
Вемик бросил тело кодингобольда на утрамбованную почву. Наклонившись, он вытащил небольшой, идеально круглый черный предмет, который был скрыт из виду среди камней. Затем, закрыв глаза и подняв руки, он начал медленно и ритмично дышать, очищая свой разум и подготавливая его к тому, чтобы увидеть и услышать то, что ведал только шаман.
Через мгновение Мбугуа почувствовал душу кодингобольда, невидимо присутствовавшую здесь, но скрывающуюся в тени. Вемик начал свой танец, сначала медленно кружа вокруг убитого кодингобольда, затем стремительно поворачиваясь и прыгая, словно играющий львенок. Его человеческие руки плели мистический узор, сливаясь в контрапункте с ритмом лап, магически указывая путь, которым должна была следовать изумленная душа кодингобольда. Она тоже пела – низкий, рокочущий напев, который взлетел над сумрачным морем и слился с магией танца.
Вемик совершил уже множество таких шаманских обрядов, но на этот раз он был немного не похож на другие. Когда, наконец, Мбугуа закончил, его рыжеватое тело блестело от пота, он посмотрел со смешанным чувством триумфа и ужаса на, лежащую у него в руке, черную жемчужину, вибрирующую от тихой песни, которую мог слышать только шаман. Самоцвет был магическим предметом, изобретением Ка'Нарлиста, созданный для того, чтобы поглощать магию его врагов. В арсенале у Ка'Нарлиста хранилась куча таких же голодных драгоценных камней. Вемик украл парочку и приспособил эти страшные устройства для собственных целей.
В жемчужине, лежащей на его ладони, находилась захваченная душа кодингобольда.
– Прости меня, – пробормотал Мбугуа, чья гордость боролась с извинениями, которые требовала его честь. Но он не пожалел о том, что сделал. У Ка'Нарлиста была своя работа, а у Мбугуа была своя.
Вемик вытащил другую спрятанную жемчужину и начал ритуал заново – на этот раз его песня была бесконечно печальней и более притягательней. На этот раз Мбугуа собирался воспользоваться магией, которая бы заманила в ловушку душу живого существа.
Твои родичи – благодарные слушатели, эльф. Посмотри, как они наклонились в мою сторону, прислушиваясь к рассказу! Похоже, они обеспокоены поведением вемика. Я слышал, что эльфы не побеспокоят останки даже своих врагов. Это говорит о многом, и я хвалю вас, если это правда. Я также слышал, что эльфы всегда оказывают честь бардам, но все же ни один из вас не предложил мне воды или вина, чтобы я мог смочить горло и ускорить рассказ.
Ах, спасибо. Вы – самый радушный хозяин. Да, теперь я чувствую себя вполне освеженным. Да, я буду рад продолжить.
– Ты не искал меня уже много лун, – заметила Сатара. В ее спокойном, мелодичном голосе не было даже намека на то, что это был вопрос, и ее золотистое лицо оставалось спокойным, пока она передавала своему «отцу» чашку с чаем.
Но проницательный Мбугуа услышал невысказанный упрек в этих словах.
– Колдун все больше становится одержим своими деяниями. У меня совсем не было времени, посетить тебя.
– Итак, ты здесь, и у тебя должна быть какая-то причина для этого, – прямо сказала девушка. – Иначе, я бы тебя и не увидела.
Вемик вздохнул.
– Я сделал все, что мог, Сатара. Я дал тебе имя в честь своей матери. Я пытался научить тебя гордости. Но это оказалось сложно. Это... это не та жизнь, которую я бы выбрал для тебя.
– И не то тело.
Вемик не мог оспорить эти слова или винить ее за горечь, с которой она произнесла их. Сатара была одной из «детей», созданных из его крови, и поэтому он был обязан дать ей ту любовь, которая была нужна ребенку. Но это было сложно. Трудно было даже смотреть на нее.