– Рад видеть тебя снова, даже при таких обстоятельствах, – тихо сказал Джелал Андорису. Слегка склонив голову, он добавил:
– Скажи мне, я все еще твой любимчик?
Андорис чуть кивнул:
– Да.
После этого ответа лицо Джелала расплылось в улыбке.
Гомункул в спальне Андориса тихо вздохнул.
Хотя зрители не могли услышать произнесенных слов, их запись ярко вспыхнула в воздухе между колоннами. Прочитав ее, толпа загудела. Андорис понял, чего они ждут с таким предвкушением – они жаждут увидеть, как беспристрастный и непогрешимый Андорис в этот раз откажется от логики, своих принципов и закона.
Гомункул в спальне тихо прорычал. Мы им покажем.
– Я так понимаю, ты вынес вердикт, – сказал обвиняемый.
– Вынес. – Голос Андориса звучал чисто и ровно. – Ты выбрал вид наказания?
– Да. – Джелал посмотрел в ту сторону, где в небе пульсировал голубой энергией мифаллар. – Если ты действительно должен признать меня виновным в убийстве, я выбираю смерть от прикосновения к мифаллару.
Он бросил выжидательный взгляд на судью, как будто хотел проследить за его реакцией.
В толпе тут же зашептались, но Андорис оставался абсолютно невозмутимым.
Улыбка на губах молодого человека начала таять.
Нет! завопил гомункул. Скажи ему, чтобы выбрал смерть, после которой его можно будет воскресить!
Андорис разомкнул руки. Все это время он держал за спиной огромный красный рубин, который теперь щелчком пальцев телепортировал прочь. Джелал сделал свой выбор.
Нет! Пусть он передумает!
Андорис подождал, пока в зале воцарится тишина, и огласил свое решение.
– Джелал Дератар, ты признаешься виновным в преднамеренном убийстве жабы, фамилиара Квинара Редакса, и приговариваешься к смерти.
Молодой человек в ужасе отшатнулся:
– Нет! Я рассчитывал на справедливый суд.
– Суд справедлив. Твои собственные показания подтвердили твою вину.
– А ты вообще слушал их?! – Голос Джелала сорвался на истеричный крик. – Я виновен в порче имущества, но никак не в убийстве, тем более преднамеренном! Когда я переместил своего двойника в лабораторию Квинара, я приказал ему уничтожить все магические аппараты и компоненты. Это был сиюминутный порыв, бредовая, дурацкая месть Квинару, за то что он с помощью волшебного зелья соблазнил мою возлюбленную. Он заставил ее… заставил… Разве это не делает виновным его?
Джелал в исступлении огляделся вокруг. Некоторые из зрителей кивали, соглашаясь с ним, но лицо Андориса оставалось таким же безучастным, как его маска. Юноша сглотнул, ощутив себя человеком, стоящим с петлей на шее.
– Меня словно безумие охватило, – продолжил он. – Я и понятия не имел, что жаба находится в лаборатории. Как только я понял, что это фамилиар Квинара, я попытался остановить двойника, но не смог. Двойник вел себя так, словно у него появился свой собственный разум. Он продолжал крушить и ломать…
Гомункул в спальне Андориса закусил губу, впившись в нее острыми зубами. Видишь? Он не специально это сделал!
Андорис не обратил внимания на вкус крови.
– Тебе есть, что еще сказать, перед тем как приговор будет приведен в исполнение?
– Это была всего лишь жалкая лягушка! И насколько известно, Квинар уже воскресил ее. Как можно приравнивать жизнь лягушки, пусть и фамилиара волшебника, к жизни человека?!
– Наказание, предусмотренное законом за это преступление, – смертная казнь.
– Но я твой сын!
Не выражая никаких эмоций, судья Дератар начал произносить заклинание, которое должно было перенести Джелала прямо к мифаллару. К этому времени толпа в Колонном Зале уже заметно поредела. Вдалеке Андорис мог видеть людей, толпившихся теперь у сооружения с мифалларом. Они с ожиданием вглядывались внутрь через зарешеченные стены конструкции. Магическая энергия, потрескивая, устремилась к указательному пальцу Андориса, и когда его кончик добела раскалился, губы молодого человека скривились в презрительной усмешке.
– Скажи, Лорд Верховный Судья Дератар, каково это быть все время правильным? Тебе будет приятно смотреть, как твой сын ум…?
Нееет!
Андорис, вцепившись в серебряное кресло, тяжело дышал. Впервые за несколько десятилетий он испытывал незнакомое доселе ощущение – боль. Ему удалось отбросить большую часть нахлынувших эмоций, и он вздрогнул с облегчением, когда понял, что они передались гомункулу. Но маленький осколок боли все же остался, и сейчас он ледяной занозой сидел в его сердце.