И одновременно я задумываюсь, у всех ли нас это внутри? Когда воспоминания о войне и крови исчезают, мы вновь хотим стать частью чего-то великого, и тогда мы отбрасываем тишину, спокойствие и рутину мира. Равняем ли ми мир со скукой? Быть может, горящая в нас жажда насилия затухает лишь от свежих воспоминаний о боли и потерях. Но время лечит все раны, и тлеющие угли вновь вспыхивают всепоглощающим пожаром. Я заметил это и в себе, и признал, что не комфорт и спокойствие, а лишь бьющий в лицо ветер, стелющаяся под ноги дорога и поджидающие впереди приключения делают меня счастливым.
И конечно же я вновь отправлюсь в дорогу, но мне кажется это совсем иное, нежели завоевательный поход Обольда. И различие это становится ясно, стоит взглянуть на усеянный костями склон. Мы спешим на зов стали, к битве, к славе, но что будет с теми, кто оказался на пути этой жажды величия?
Тибблдорф Пвент не был обычным дварфом. Он знал, что его поза, слова и усмешка вынудят противника ударить, именно так берсерк предпочитал начинать драки в тавернах.
Он видел, как кулак летит к его лицу – и если бы пожелал мог даже уклониться.
Но дварф этого не сделал.
Пвент слышал, как хрустнул его нос, почувствовал, как мотнулась назад голова и как хлынула кровь.
Но он улыбался.
– Моя очередь, – хмыкнул берсерк.
Но вместо того, чтобы броситься на орка, он рванул у него копьё, кувыркнулся через оружие, перехватывая его обеими руками. К тому моменту, как дварф снова встал на ноги, копьё покоилось на его широких плечах. Потянув древко к себе, он закружился волчком, и противник наконец-то выпустил оружие.
Пвент, лицо которого застыло маской ярости, стоило орку потянуться за тяжелым камнем, бросился на врага. Тот зарычал и, подняв руку, перехватил копьё за древко, резко направив его вниз.
Оружие сломалось, и берсерк отшвырнул оба обломка в сторону.
В грудь дварфа врезался камень, отшвырнув на несколько шагов.
– Ах так? Значит, будем по-плохому, – пообещал дварф.
Он наклонился, прижав локти к коленям, и кинулся в бой, так крутя головой, что острый шип на его шлеме замелькал перед глазами противника.
Орк отступил на шаг, два, споткнулся и начал падать. Пвент взревел и рванул вперёд, пригнув голову. Он почувствовал, как шип на шлеме пробил звенья кольчуги и кожаную подкладку, вошел в плоть орка, ломая кости. Берсерк, побывавший во множестве битв, испытывал это ощущение это не единожды.
Он выпрямился, поднимая насаженного на длинный шип орка над головой.
К своему удивлению берсерк увидел, что противник до сих пор находится перед ним. Как только размахивающий мечом орк шагнул вперед, дварф понял, что произошло. Орк притворился падающим, положив вместо себя один из разбросанных по склону трупов сородичей и одновременно подобрал с земли меч. Бедняга, висящий над головой Пвента, был мёртв уже несколько дней.
А настоящий противник тем временем улучил возможность атаковать дварфа, направив остриё клинка ему в сердце.
Следующие несколько минут прошли как в тумане. Противники рефлекторно обменивались ударами. Пвент получил несколько ран, но не остался в долгу. Клинок рассёк его руку, и кровь обагрила чёрные доспехи, но благодаря этому берсерк смог оттолкнуть оружие дальше, чем предполагал орк, и нанёс врагу серию коротких сильных ударов. Когда же орку наконец удалось уйти из-под атаки, он врезал левым кулаком дварфу в челюсть и прежде чем берсерк смог ответить, снова выставил меч перед собой.
«Этот хорош – очень хорош для орка», – подумал Пвент.
Противники обрушивали друг на друга шквалы ударов, с рыком рубя, кромсая и уворачиваясь. И всё это время над головой Пвента покачивался ста пятидесяти килограммовый мертвец. Долго так продолжаться не могло, дварф это понимал. Только не с таким утяжелителем.
Быстрый удар меча едва не выпустил ему кишки; берсерк увернулся вовремя, втянув живот и отведя бёдра назад. Затем дварф отклонился сильнее, воспользовавшись весом мертвеца.