Ратот-Ди прочитал письмо до конца и хмыкнул:
- Что же, в этом есть смысл.
Командир объяснил идею Барериса. Зоритар нахмурился:
- Мы и слыхом никогда не слыхивали об этом Анскулде и мы не знаем, можем ли мы верить хоть слову. Это может быть уловка.
- Если мне позволят сказать, сир, - вставил один из воинов. – Должен признаться, что я так не думаю. Когда Кемас бежал к храму, я наблюдал со стены. Лучники действительно старались его прикончить. Стали бы они это делать, если бы аутарх хотел чтобы мы получили это письмо?
- Согласен, - сказал Ратот-Ди, - и даже если бы я не был убеждён, то у аутарха в конечном счёте достаточно войска, чтобы рано или поздно взять нас числом. Если мы надеемся защитить наш храм, нам нужен умный и дерзкий план.
Зоритар покачал головой:
- Так вот оно, твоё решение? Поставить всё на одну единственную игру?
- Я думаю, мы должны. – Старик командир повернулся к Кемасу. – Единственным вопросом остаётся, что делать с парнем.
- Он бросил своих товарищей и нарушил данную богам клятву, - сказал Зоритар. – Надо утопить его, как предписывают законы ордена.
- Даже несмотря на то, что рискуя жизнью он вернулся, чтобы принести важные сведения?
- Я не уверен, что он вернулся сюда из-за угрызений совести, - сказал Зоритар, - любви к Коссуту или из-за собственной добродетели. Да и не важно это. Правила есть правила.
- Мастера, - сказал Кемас, - я знаю, какое наказание меня ожидает за то, что я совершил и приму его, если на то будет ваша воля. Но дайте мне, сперва, принять участие в сражении. Вам может пригодиться каждый меч.
- Уж точно не твой, - сказал Зоритар. – Ты убежишь, как и тогда, оставив брешь в линии.
- Может ты и прав, - сказал Ратот-Ди, - но, наверняка мальчик дал нам повод думать, что он нашёл в себе отвагу. Я думаю, что этого достаточно, чтобы мы могли испытать его. Ты хочешь этого, ученик?
Кемас вытянулся в струнку:
- Да.
- Тогда подойди к алтарю Коссута.
Алтарь представлял из себя плиту полированного красного мрамора с высеченными золотыми рунами. Языки жёлтого пламени, шипя, вырывались и установленной поверх чаши. Такие священные огни горели по всему храмовому комплексу и Кемас давно привык к их жару. Но когда он подошёл ближе, казалось, что пламя сейчас охватит его, ибо он знал, что сейчас будет и боялся этого.
- Расположи руку над пламенем, - сказал Ратот-Ди.
Кемас закатал рукав, чтобы убедиться, что он не загорится, а затем сделал то, что ему велели. На какое-то мгновение ему не было больно, но затем жгучая боль охватила его ладонь и основание пальцев и с каждым биением сердца она усиливалась.
Кемасу показалось, что всё должно быть не так. Он поклонялся Коссуту, а его бог и пламя были единым. Но он не был жрецом, а был простым храмовым стражем. Он не мог найти в этой муке состояния транса, за которым могло последовать укрепление духа.
Он убеждал себя, что это не продлится долго, потому что в отличии от Зоритара, Ратот-Ди не был жесток. Но время шло. Боль росла, а старик всё молчал.
В дыму он уловил запах. Это он сам? Его рука готовилась, как окорок ягнёнка?
Было жестоко осознавать, что он мог отдёрнуть руку когда ему угодно и эта агония прекратилась бы. Не важно, что последовало бы за этим, но этой боли больше бы не было. Он напрягал свою волю и мышцы, чтобы прогнать этот соблазн прочь.
Пока его не схватили и не оттащили прочь от пламени. Он посмотрел по сторонам и увидел, что двое знакомых ему воинов держат его.
- Я сказал, что ты можешь остановиться, - сказал Ратот-Ди, - но ты так был сосредоточен на том, чтобы не двигаться, что не слышал меня.
Кемас вдохнул. Его рука болела.
- Значит я прошёл испытание?
- Да, - сказал Ратот-Ди. Затем его взгляд перешёл на Зоритара. – Вы не согласны со мной?
Зоритар нахмурился и нехотя согласился с командиром.
Успокоившись, Кемас осмотрел свою руку. Это была не почерневшая культя, которую он боялся увидеть, а мозаика из красной кожи и волдырей.
- Я держал над огнём левую руку, чтобы я всё ещё мог пользоваться мечом. Но я не смогу стрелять из лука.
- Не торопись с выводами, - сказал высший жрец.- Если есть что-то, с чем жрецы Коссута справляются на ура – это лечение ожогов.
Жрец произнёс над рукой Кемаса молитвы, смазал её пахучей мазью и завернул в льняные повязки. На другой день конечность хоть и болела, но эта боль была достаточно терпимой, чтобы юноша мог приготовиться к грядущей битве.