И вновь я вернулся в святилище. Да, его, по-прежнему заполняло сияние луны (было ли оно тогда тусклым?). Я посмотрел на окно-розу, потом на освещенную церковь. Я стоял между множеством деревянных скамей в нефе, ведущем к алтарю, а свет отбрасывал тень от витража на все, что меня окружало. И кровь застыла у меня в жилах, ведь не тень в форме розы вырисовывалась там, как должно было быть, а очертание какого-то огромного, ничем не походящего на человека чудовища! Когда я посмотрел себе под ноги, то обнаружил, что стою прямо в разверзшейся пасти теневой твари.
Я побежал. Бросился к задней части церкви, зовя Феслана. Он вышел из своей комнаты, его взгляд был встревоженным и сонным. Без лишних слов я схватил с тумбочки чистый свиток, служащий символом могущества Огмы, и привел Феслана в неф.
Всюду царила тьма.
– Зажги свет, – велел я шепотом.
– Что случилось?
– Зажги свет!
Он запалил одну из многочисленных свечей, окружавших алтарь, и понес ее вперед. Сейчас мне подумалось, что Феслан знал церковь так же хорошо, как и я, потому что он нашел во тьме кремень, чтобы с его помощью зажечь свет. Ох, Феслан…
Как бы там ни было, свет свечи выхватил из мрака большую часть комнаты, хотя и смутно. Я с опаской посмотрел вокруг, в первую очередь на пол, где была тень, а потом на витраж.
– Пожалуйста, брат, – попросил Феслан. – Скажи мне, что тебя встревожило.
– Думаю, я что-то заметил, – осторожно произнес я, продолжая осматриваться кругом.
Он спросил сразу же, без раздумий:
– В витраже?
– Да, похоже на то. На самом деле это была тень, отбрасываемая светом через окно-розу.
Феслан посмотрел на меня. Множество вопросов читалось в его взгляде. У меня были те же вопросы.
– Не представляю, что это было, сын мой, – я положил руку на его плечо и, в последний раз взглянув вокруг, повел обратно к нашим комнатам.
Я взял у него свечу.
– Огма присматривает за нами, Феслан. – сказал я, – Просто мы этого не осознаем, но уж будь уверен, ведь от него ничто не скрыто, даже когда это секрет. К тому же, если ночные видения часто пугают, восход солнца всегда рассеивает страхи. Все будет хорошо. Лучше бы мне помнить об этом, а не пугаться теней в моем-то возрасте.
Феслан улыбнулся и кивнул.
После того, как юноша вернулся в свою комнату, я замедлил шаг и, все еще держа свечу в руке, направился к входной двери и запер ее. Я не остановился, чтобы посмотреть на витраж.
На следующий день, просто чтобы обезопасить церковь, я совершил все благословения и изгнания, которым меня когда-либо учили, надеясь, что божественная сила сможет очистить витраж и само святилище. Эти защитные ритуалы и молитвы, безусловно, должны были оградить нас от любого зла, какое бы там ни находилось минувшей ночью.
Остаток дня я провел, выхаживая заболевшего Маккиса Хиддла, который жил в нескольких милях дальше по дороге. Мой пост хранителя мудрости сделал меня также и самым сведущим лекарем в нашем захолустье. Так или иначе, вернулся я, когда совсем стемнело. Как и предыдущей ночью, ветер дул с севера, доставив мне немало холодных и неприятных минут в дороге. Я освободил лошадей от упряжи и завел их в стойла конюшни, что за восточной оконечностью церкви. Кони казались встревоженными, всхрапывали и переступали с ноги на ногу до тех пор, пока я не успокоил их яблоком, которое приберегал для себя. Я направился к входной двери в церковь, огибая здание с севера, и взглянул наверх.
Как раз в это же время по другую сторону цветных стекол двигалась тень. Она была большой – достаточно большой, чтобы быть человеком. И сперва мне пришло в голову, что это Феслан. Неужели ему как-то удалось туда забраться? Я поспешил в святилище, но оно встретило меня лишь тишиной, а витраж выглядел так же, как и обычно.
Комната озарялась лампой, стоявшей на алтаре. Феслан знал, что я вернусь поздно, и по обыкновению оставил ее для меня. К тому же, наверняка немного еды и вина дожидались меня на столе. Улыбнувшись при этой мысли, я вздохнул – выставляю себя дураком из-за всех этих глупостей. После этого я быстро поужинал и отправился спать.
Той ночью страх вырвал меня из сна. Звук царапанья вернулся. Он отдаленно напоминал то, как собака, в надежде попасть внутрь, скребется в дверь хозяйского дома. Большая собака. От углей, тлевших в жаровне и тщетно пытавшихся прогнать холод из комнаты, я зажег прикроватную лампу и, когда вышел, то заметил, что дверь спальни Феслана уже открыта. Я заглянул туда, но комната была пуста. Похоже, мальчик уже встал – неужели он тоже проснулся от шума?
И тут я услышал крик.
Я сломя голову понесся в святилище, и пламя моей лампы едва не угасло, схлестнувшись с потоком холодного воздуха. Я лихорадочно огляделся.
– Феслан?
Мой голос поглотила мрачная пустота комнаты. Как получилось, что я стал бояться собственного святилища?
– Феслан, мальчик мой, где ты?
Никто не ответил.
Мой взгляд задержался на витраже. Мне показалось, что по его поверхности движутся темные фигуры. Снова игра света? (Сколько еще я мог повторять себе эти слова?)
Я горел желанием исследовать окно-розу поближе, но без лестницы мне никак бы не удалось подняться на такую высоту и, к тому же, было бы сложно осматривать его в темноте. Я снова позвал Феслана.
Выйдя на улицу, я проверил конюшню. Лошади и фургон все еще были там. Я обыскал всю округу, продолжая звать моего юного друга.
– Феслан!
К тому времени, как я вернулся к поискам в церкви, уже забрезжил рассвет, и можно было задуть лампу. Я знал, что нужно делать. Вернувшись в конюшню, я взял лестницу, а затем, несмотря на ее вес и размер, занес внутрь святилища и установил под витражом. Точно не знаю, что я думал найти, поднявшись по ней, однако, подхватил тяжелый подсвечник из алтаря и крепко сжал его в ладони. Сделав глубокий вдох, я начал взбираться.
Добравшись до верха, я вцепился в последнюю ступень лестницы одной рукой, а другой перехватил подсвечник на манер оружия. И заглянул в окно.
Я не поверил своим глазам. Вглядываясь в витраж, я наблюдал какое-то другое место – это был не церковный двор. Вместо него, передо мной открылось неведомое инфернальное царство теней, в котором покрытые слизью существа скользили по изломанной и жуткой местности. Что-то пронеслось по небу на крыльях, как у летучей мыши, казалось, что жирный след тянется от них за этим созданием. Окно не выходило на другую сторону. Или, вернее, выходило, но не наружу, а Вовне, на Внешний план. В ту секунду мой взгляд проник за завесу нашего мира. Меня как громом поразила мысль – там, по другую сторону окна-розы, лежит другое измерение, один вид которого повергает в дрожь. А еще я осознал, что его обитатели хотели попасть на эту сторону – в наш мир.
Боги! Меня тут же разом осенило: этот витраж – вместилище зла. Больше не существует (а, может, никогда и не было?) изящного творения некого стекольщика, теперь его не назовешь всего лишь кусочками синевато-зеленого стекла, искусно собранными в узор. Витраж стал колдовской и порочной вещью. Он показал мне то, с чем ни одна живая душа вовеки не должна была столкнуться. Но что еще я мог извлечь из увиденного? Был ли витраж разновидностью портала или же это дверь?
Я поднял подсвечник повыше, мои глаза слезились от страха и ненависти. Я собирался разбить стекло – уничтожить витраж вместе с его злом, стереть тот отвратительный вид, который жил в нем. Это не было бы варварством или кощунством, ведь на самом деле окно-роза не принадлежало этому святому месту, и все же я остановился. Мне в голову пришла одна мысль (откуда?). Если бы я проломил витраж, то уничтожил бы его или, наоборот, вызволил тех существ, которые клокотали и корчились в этом инфернальном царстве? Предотвратил их прорыв сквозь окно-розу или же открыл бы им проход, разрушив витраж? Вор в ночную пору часто разбивает окно, чтобы забраться в дом. Уничтожив его, я только сыграю им на руку и помогу без помех вторгнуться в наш мир.
Мне нужно было все взвесить, но так, чтобы не приходилось при этом удерживать шаткое равновесие на самом верху лестницы. Оттуда я все еще видел это царство кошмара, и, что гораздо хуже, думаю, здешние существа тоже заметили бы меня. Я спустился вниз и тяжело осел на пол возле алтаря.
Я был в полной растерянности. Что мне делать? Куда пропал Феслан? Это его крик я слышал или чей-то еще? Вдруг он каким-то непостижимым образом канул в витраже? Казалось, это невозможно. Что Тессен сделал бы в такой ситуации?
В сложные времена мои мысли всегда возвращались к старому наставнику. Я думал о Тессене, старинном аббатстве и о том, что Огма защитит нас.
Я оседлал одну из лошадей, сейчас уже не вспомню, какую именно. Из меня никудышный наездник, но я рассудил, что верхом, без фургона доберусь куда быстрее. Дорога через долину к старому аббатству заняла у меня большую часть утра.