Алёна улеглась возле огромного валуна, закутавшись во все имеющиеся вещи, Фариселл прилёг рядом, облокотившись на другой камень, и надвинув капюшон на лицо. На всякий случай низкорослый рыцарь вынул меч из ножен и положил его в траву рядом с собой. Авельир устроился в кустах возле выхода к тропе, с другой стороны, чтобы слушать шаги, если кто вдруг решиться лезть в Драконьи горы, а Дэльвьир спустился на уступ, ниже их, и притаился в зарослях густого кустарника. Конечно, Авельиру хотелось бы побыть рядом с Алёной, но больше всего гота сейчас заботила безопасность девушки, поэтому он решил избрать роль дозорного, не доверяя это никому другому.
Ночь была тёплой, вскоре проглянула светлая и круглая как голубое блюдце, луна, которая показалась Алёне гораздо более крупной, чем в привычном ей мегаполисе. Подножье гор быстро устлало туманом, что струился словно вода, плавно и изящно, но вместе с тем смело и настырно.
Когда совсем стемнело, и небосклон засиял от миллиардов звёзд, в тумане у подножья горы, и дальше на струящихся дымкой голубых подлунных равнинах Арвельдона и С'аррусовой пустоши, стали различимы точки далёких костров, расположенные группами и по отдельности. Предположение Авельира, высказанное в Гленнвудском трактире оказалось стопроцентно верным, и Дэльвьир тотчас смекнул, что это стоянки дартгротов и герддронов Фаур-Каста. Наиболее яркие точки принадлежали кострищам, которые разжигали воины Фаллен-Граунда для поддержания собственной энергии, собираясь на ночлег, а слабые светлячки, небрежной рукой рассыпанные по степи — то были огненные головы самих герддронов, блуждающих в потёмках и, выискивающих, чем бы поживиться. Чудовища хоть и были железными, но и им необходимо было питаться, чаще всего они пожирали древесный уголь, остающийся после костров, так уж был устроен их организм.
Дэльвьир искренне удивился, сколько же здесь было воинов Граса Даркфлесса, ведь он и предположить не мог, что Фаллен-Граундский колдун, стараясь выслужиться перед Гиртроном, выслал в дозор добрую половину всех своих элитных войск, оставшихся в Фаллен-Граунде. Парень даже ощутил некую гордость, ведь они таки смогли прорваться сквозь эту несметную армаду прихвостней Граса Даркфлесса, а ещё он подумал, что с таким подходом к отоплению, дартгроты вмиг изведут все окрестные леса и от Гвирендорфа останутся одни пни.
Когда Дэльвьир на своём пяточке уже было, задремал, над горами разнёсся хрипловатый и величественный голос волынки, возможно, это играли монахи какого-то горного монастыря, обозначая закат светила. Когда звук стих со стороны руин древнего гирльдского хэза на соседнем утёсе немного южнее вполголоса заиграла скрипка. Дэльвьир сразу проснулся, ведь инструмент звучал совсем близко. В Адальире не знали скрипок, сходные инструменты криальтльиры имелись только в землях магистра Сан-Киви Фарфаллы, но и они звучали иначе, нежели привычные нашему слуху Страдивари. Значит, на соседнем утёсе был кто-то с Земли… Сон как ветром сдуло, Дэльвьир устремил взор в сторону развалин, и, напрягая зрение, рассмотрел среди камней слабый еле видный огонёк, словно кто-то был в развалинах, кто-то, кто развёл там костёр и играл на скрипке, созерцая его резво пляшущее пламя.
Дэльвьиру даже показалось, что он видит тени, танцующие изнутри на остатках стен, что вросли в утёс с незапамятных времён. Путник явно не случайно выбрал для ночлега именно этот полуразрушенный хэз, туда никак нельзя было добраться со стоянки вавилонцев, зато должно было быть отлично видно всю округу. Свет костра становился ярче, будто бы огонь разгорался, и подсвечивал тоненькую струйку дыма, поднимающуюся вверх из-за торчащей зубцами полуразрушенной каменной кладки у края обрыва. Скрипка продолжала играть, и голос её пронизывал всю обозримую темноту округи, продолжая своё движение эхом в пещерах и распадках. Дэльвьир успокоился и понял наконец, что странный музыкант недосягаем для него. Он устроился поудобнее, подложив руки под голову, и прилёг на правое ухо, левым чутко слушая чарующую музыку, какой давно уже не доводилось ему слышать. Ему сразу вспомнилась его деревня, где прошло всё его длинное солнечное детство. Та речушка, где он так любил купаться и клеверные луга, где паслись чёрно-белые бурёнки, и звенящие соловьиные рощи, и красивый белый домик с большой дружной семьёй, и всё прочее, что он так любил в своей жизни. И откуда, скажите, взялась эта ностальгия?! Потом ему вдруг подумалось о противоположной стороне Арвельдона, и той земле, что лежала у подножья могучего Свиреальского хребта с южной стороны. Его разум стала занимать мысль о том, а могут ли таинственные жители пещер Кау-Инс слышать сейчас голос этой скрипки, или он не долетает на такое расстояние? Его мысли становились всё более расплывчатыми и пространными, уводя разум от конкретики форм в нирвану логического бессмыслия, где только животворящие образы воображения повелевают энергией бытия, и всё, что ты можешь себе тогда представить — и есть твоя реальность.