— Мышка не проболтается. Она умная и упрямая.
— И смелая, — добавила Норка. — Ладно. Мне это не нравится, но, может быть, так лучше и вправду. Придумайте что-нибудь о том, как я убежала. А я пойду искать Хижана.
— Подожди, — сказал Акулья Наживка. — Я пойду с тобой; мне лучше перебраться в портовый район.
— Но ты же ранен, — запротестовал Осел.
— Мне уже лучше. Кроме того, если я останусь, то буду притягивать опасности к вам и к Филину. — Он подошел к Норке. Она заметила, что двигался он почти нормально. — Ты готова? — Она кивнула, и они вышли на улицу.
На то чтобы разыскать Мастера, у Норки ушло несколько часов. Когда же, наконец, она нашла его, он, конечно, обрадовался, увидев ее на свободе и почти невредимой, но остановить войну Гильдии не обещал.
— Я хочу уничтожить организацию Ибханы, — сказал он злобно. — Она зарвалась и, судя по твоему рассказу, уже давно работает на Ажера. В Гильдии этого не будет, мы не потерпим предательства. Но Ибхана знает это и борется за свою жизнь. Мы будем биться, пока один из нас не сдохнет.
— Пусть тогда это будет она, и как можно скорее, — ответила Норка. — Война Гильдии тяжело сказывается на всех.
— Да уж. — Хижан вдруг взглянул на нее. — Норка, может, тебе нужно место, чтобы залечь на дно?
— Спасибо, Мастер, но нет. У меня есть свои укромные места.
— Ладно, позаботься о своей шкуре, Подмастерье.
Она покинула временный штаб Мастера и снова направилась в «Троллоп». Но в том районе шныряло много головорезов, так что благоразумие погнало ее прочь из Трущоб. Акулья Наживка говорил ей об одном местечке — складе в порту. Она подошла к двери как раз в тот момент, когда луна осветила горизонт.
Один из грузчиков Акульей Наживки впустил ее и провел в помещение, забитое тюками шерсти. Норка устроила себе из них гнездышко и заснула. Чуть позже ее разбудили шаги. Она вскочила и увидела Акулью Наживку, который медленно подходил к ней, держа в руке лампу.
Он остановился, молча разглядывая ее. Норка тоже смотрела на него. Молчание затягивалось и девушка забеспокоилась.
— Акулья Наживка? — прошептала она; когда он не отозвался, она позвала. — Антрин…
— Значит, они рассказали тебе, — произнес он, наконец. — И не спрашивай меня: «О чем?»
— Я больше никому не говорила, — сказала она. — Даже Ослу. Так что это все еще секрет.
— Ты понимаешь, почему это так важно? Подумай о Цитанеке.
— Ты не хочешь, чтобы тебя использовали, — просто сказала Норка. — Я могу это понять.
— Когда я был ребенком, мой отец внушал мне, что я должен помнить, кто я такой. «Антрин, — говорил он мне. — Ты должен доказать, что достоин той крови, что течет в твоих жилах». Но голубая кровь приносит мне только беды. Из-за нее интриганы видят во мне либо орудие в своих руках, либо угрозу, а подхалимы называют меня хозяином. И всегда — всегда! — моим друзьям грозит несчастье. Прошлой ночью — о, боги! Прошлая ночь была ужасна. Я думал, Норка, что тебя уже нет, что Ажер убил тебя. Я начал эту войну Гильдии. Киса видела, как тебя похитили, но Хижану об этом сказал я. И все это время я думал, что мне надо бежать, спрятаться — ты расскажешь Ридеву про Акулью Наживку, и он вспомнит Антрина, и тогда все мои попытки разделаться с прошлым будут напрасны. Но я не мог этого сделать; не мог сбежать. — Свет лампы прыгал, потому что он не мог совладать с дрожью. — Я думал, ничто не имеет для меня такого значения, как свобода — жизнь по своим собственным законам. Я думал, что избавился от всех опасных сантиментов. Но я остался таким же беспомощным, как и раньше. — Он вдруг поднял голову и повернулся, прислушиваясь. На его шрам упала тень, и он стал вдруг невероятно молодым и очень уязвимым.
— Что причинило тебе боль? — выдохнула она. — Кого ты потерял?
Он посмотрел на нее, но в его глазах ничего нельзя было прочесть.
— Как ты это угадываешь? — спросил он в отчаянии. — Неужели я настолько прозрачный? Он был не очень важной фигурой, мой кузен Ихав. Но кто-то воткнул ему стилет между ребер только потому, что он кому-то не понравился. После его смерти я поклялся, что меня не будут использовать, что я сделаю что угодно, чтобы сохранить свою независимость и скрыть свое имя.
— Это я могу понять, Акулья Наживка, если только ты не поклялся больше никогда ни о ком другом не заботиться.
— Привязанность, — сказал он горько, — только ослабляет человека.
— Нет, Акулья Наживка, ты ошибаешься. Привязанность делает сильнее.
Акулья Наживка молчал так долго, что Норка засомневалась, заговорит ли он вообще когда-нибудь. Потом он спросил очень тихо:
— А к чему ты так привязана, моя милая воришка, что делает тебя сильнее?
Норка засмеялась.
— Мои друзья. А ты о чем подумал?
Акулья Наживка отвернулся:
— Я не знаю. Поэтому и спросил.
Филин прервал чтение, держа указательный палец на следующем слове, и взглянул на Цитанека.
— Боги проводят слишком много времени в спорах.
Цитанек усмехнулся:
— Совсем как Дома Советников.
— Но это же пустая трата времени, да и рассказ замедляется. Я видел Песнь Песней о Сотворении Мира в постановке бродячего кукольного театра, было гораздо забавнее.
— Разве тебе скучно? И это после того, как я поздравил тебя и нашел что-то поинтереснее «Трактата о травах и их свойствах»?
— Это гораздо лучше, — признал Филин, — но мне хотелось бы поинтересней. Ничего, не обращай внимания. Многие говорили, что мне трудно угодить.
— А я слишком снисходителен к тебе, — отозвался, Цитанек. — Надо было принести с собой кнут и щелкать им.
Но не успели они вернуться к занятию, как вошла Миледи Исива в сопровождении Элхара. По тонким чертам ее лица нельзя было понять, что у нее на уме, а вот Элхар явно был разгневан. Филин сидел очень близко к Цитанеку и услышал, как тот встревоженно вздохнул.
Исива посмотрела на этих двоих сверху вниз. Ее ярость проявлялась лишь в судорожных движениях левой ладони.
— Где воровка, Цитанек? — спросила она, наконец, чуть более выразительнее, чем если бы спрашивала о погоде.
— Воровка? — повторил он непонимающе.
— От Ажера, — подгоняла она его.
— А, эта девушка. Я ее отпустил.
Элхар что-то прорычал нечленораздельно, но Миледи усмирила его, пригрозив пальцем. Ее чуть приподнятая бровь заставила Цитанека продолжить:
— Это же было совершенно ясно: Ридев хотел, чтобы вы проделали за него грязную работу. И она не могла знать ничего полезного, иначе он бы с ней ни за что не расстался.
— Ридев известен своей щепетильностью, — холодно сказала Миледи.
— Он применял силу: я видел следы ожогов, — спокойно ответил Цитанек. — Миледи, очень вероятно, что Ридев хотел использовать девчонку, чтобы вас смутить. Скажите мне: как вы узнали о ее существовании? Он спросил вас о ней при людях?
Она молчала, обдумывая все это.
— На Совете, — ответила она. — Он спросил, удалось ли мне узнать что-нибудь полезное у Норки.
Филин с трудом сдержал волнение. Норка? И Ридев? И ожоги?
— Может быть, — добавила она с сомнением, — ты и вправду действовал в моих интересах.
— Она была нужна мне! — взорвался Элхар. — Она была единственной нашей ниточкой к убийце Цифы. Ты не имел права отпускать ее!
— Из сыра не выжмешь крови, Элхар, — сказал Цитанек рассудительно, еще больше выводя Элхара из себя. — Она ничего не знала. Ты бы без причины разорвал ее на куски, а как бы потом Миледи отвечала на вопросы Короля?
— Она что-то знала, ты, мерзкий предатель. Я бы вытянул это из нее.
— Или убил бы девочку, пытаясь это сделать, не сомневаюсь.
— Убил? — фыркнул Элхар. — Она всего лишь трущобная крыса.
— Думаешь, такой аргумент убедит Ученого Короля? — спросил Цитанек.
Телохранитель схватил Филина за плечи и рывком поставил на ноги.
— Что ты знаешь о Норке? — спросил он. Его едва сдерживаемая ярость пугала Филина. — И о Кисе с Мышкой? — Он встряхнул ребенка. — Отвечай мне!