— Это должны быть твои собственные вопросы. Кериден, я налагаю на тебя обет молчания. — Он склонил голову в знак повиновения, потом подхватил крупицу силы, оброненную Аррой, и снова вплел ее в музыку. — Спрашивай, Провидица. Я отвечу на три вопроса, — повелела богиня.
Арра припомнила все, что происходило до этого.
— Почему вы говорили, что поступили правильно? — спросила она наконец.
Талиэн слабо улыбнулась.
— Мы с моим братом поспорили. Я утверждала, что преданность, идеализм и решительность могут восторжествовать над эгоизмом, властью, привилегиями и беспощадностью. Он не согласился. Мы поспорили. Он выбрал поле игры: Двор Бараглафа, а я выбрала игроков: кучку детей из Трущоб. И я поступила правильно, они оказались сильнее.
— Каковы ставки? — спросила Арра.
— Если я проиграю, я откажусь от всяких прав на сердца народа Бараглафского Королевства; если проиграет он, то потеряет право на силу этого народа.
Арра колебалась, тщательно обдумывала третий вопрос. Керидену, наверное, захотелось бы узнать, кто из других богов противостоит ей, хотя, он мог и так уже догадаться; а может, его интересует, как эта потеря отразится на его богине. Но вдруг Арра вспомнила, что сказала Ветровея: это должны быть ее собственные вопросы.
— Как я могу помочь? — спросила она.
Поддерживай в Филине жизнь и рассудок, — ответила богиня, и ее голос начал медленно угасать. — Если сможешь. — Потом она сложила руки на груди, в точности как на своем изображении в Храме, и растворилась в музыке.
Уголек зловеще мерцал. Исива поднесла его к котелку с имехаем.
— НЕТ! — закричал Цитанек. — Прекратите! Я расскажу все. Я расскажу. Расскажу!
Исива положила уголек обратно в жаровню. Элхар отпустил Филина, и тот стал моргать, чтобы унять жжение в глазах.
— Итак, ты хочешь меня убедить, что готов весты себя разумно. Очень хорошо. Начнем с самого начала.
— Я никогда не хотел быть частью вашего плана, вы знали это. Я решил действовать против вас: я помогал Ридеву Ажеру. Мне казалось, он придумал отличный план. Недавно я убедился, что он просто хотел вывести вас из игры, чтобы самому посадить меня на Королевский трон и управлять мной. Я вырвал Арру из рук Элхара, чтобы расстроить планы Ридева, и ваши, честное слово. Я не знал, что вы, в конце концов, взяли Антрина, я думал, только Арру. Я так и сказал Верховному Жрецу Ветровеи — они с Аррой друзья. Я думал, он поможет мне вызволить ее.
— А Норка? — вставил Элхар.
— Я не имею никакого отношения к побегу Антрина, или, по крайней мере, я не собирался ему помогать. То, что там были и другие люди, было для меня таким же сюрпризом, я думаю, как и для Элхара.
— А маленький Филин, конечно же, совсем ни при чем, — усмехнулась Исива. — Ничего, что он задержал меня и моих телохранителей, пока ты спасал ведьму. Давай, давай, Цитанек, ты же собирался мне рассказать все. Ты этого еще не сделал. В твоих объяснениях столько же дыр, сколько в миракийских кружевах.
— Миледи, пожалуйста, поверьте мне: я кое-чему научился за это время. Мне, правда, невыносима мысль о том, что Филину причинят боль. Я больше не могу работать против вас, если это ставит под угрозу жизнь моего друга. — Он наклонился вперед, натянув удерживающие его веревки. В свете огня на его лице блеснули слезы. — Пожалуйста, Миледи. Я не смею просить вас о прощении, но, поверьте мне: я сдаюсь. Я буду помогать. Я буду делать все, что потребуется, в обмен на безопасность Филина. — На лице у него читались горечь и поражение. — Я буду вашим покорным псом, только, пожалуйста, не трогайте Филина.
Миледи посмотрела на него в упор, потом потрепала его по мокрой от слез щеке.
— Даже слезы. Как впечатляет. Никогда не подозревала, что ты такой хороший актер. Очень убедительно умоляешь, Цитанек, но не могу не заметить, что ты все еще не отвечаешь на мои вопросы.
— Что еще я могу вам рассказать? — с болью воскликнул он. — Филин сказал, зачем он пришел к вам: его видения показали ему, что произойдет с вами, если Элхар убьет подругу Короля. Возможно, он также увидел, что я пытаюсь расстроить ваши планы. Если даже вы не верите в то, что он хотел защитить вас, то уж в то, что он готов был рискнуть ради меня, вы должны поверить.
— С какой стати ему рисковать собой? С какой стати ему терпеть боль и увечья? — выкрикнула она, оборачиваясь к Филину. — Почему?
У Филина на ресницах дрожали слезы. И он ответил с отчаянием, ибо знал, что она не поймет его:
— Потому что я люблю его, Миледи; и я не ищу выгоды в любви, как это делаете вы.
Миледи Исива разглядывала его с непроницаемым выражением лица.
— А он тебя любит, мальчик?
— Да.
Цитанек снова обратился к Исиве:
— Пожалуйста, Миледи, послушайте меня. Я, действительно, сдаюсь. Я обещаю, что буду вашим послушным псом; я буду делать все, что вы от меня потребуете. Но, пожалуйста, не трогайте Филина.
Она повернулась к Цитанеку вполоборота; что-то в ее позе говорило о том, что он ее не убедил. Она не верила Молодому Лорду. Рассматривая ее жестокий профиль, он вдруг понял, что она намерена убить их обоих.
— Ты меня очень сильно огорчил, — сказала она, подходя к Цитанеку. — Но ты так жалобно, так трогательно умоляешь. Может, стоит дать тебе последний шанс. Но сначала ты должен быть наказан, Цитанек; я не позволю, чтобы ты так издевался надо мной.
— Накажите тогда меня, — взмолился он. — Только не Филина.
В ее голосе появилось злорадство; Филин даже почувствовал, как ядовито она улыбается.
— Но ведь тебе будет гораздо больнее, если я причиню страдания этому мальчику. — Она резко повернулась к Минцере. — Ослепи мальчишку.
— Я? — запротестовала Минцера. — Миледи…
— Спорить со мной? Делай. — В ее тоне угрожающе звучало предупреждение.
В какой-то момент Филин подумал, что Минцера откажется. На ее лице, обычно совершенно непроницаемом, сейчас читались ужас и отвращение. Миледи этого не видела; она отдала приказ и отвернулась. Минцера посмотрела на Филина, и он увидел, как в ее глазах мелькнула тень окончательного решения. Управляющая поклонилась.
— Как прикажете. Элхар!
Тот снова насильно открыл Филину веки и прорычал.
— Готово.
Филин следил за тем, как Минцера твердой рукой взялась за щипцы и поднесла светящийся уголек к котелку. Краем глаза он заметил, как Миледи рукой прикрыла глаза Цитанека. Когда Минцера близко поднесла уголек, в его свете стали видны следы слез на ее щеках. Потом она разжала щипцы. Уголек упал, и мир взорвался ослепительным белым пламенем.
Арра закричала. В ее видении заполыхало белое пламя, опаляя разум и ослабляя силу. Водоворот образов закружил ее. Она тонула в видениях, металась в пожаре пророчеств и блуждала в лабиринте предсказаний. Это было все равно, что дышать огнем или идти против ветра. Ее охватило отчаяние, давящее и сокрушительное. Безумие уже кривлялось и манило пальцем к себе. Ее душа пыталась бежать и была поймана.
Но разум Керидена был рядом. Его душа сияла и звала к жизни. Он дал ей свою силу, чтобы восстановить рассудок с помощью энергии его мозга. Она снова твердо стояла на ногах и могла взяться за работу. Это было пьянящее искушение. Ее собственный дар не был слаб, а Кериден щедро делился своим. Она могла бы забрать его весь и развить дар такой же мощный, как у Филина, о чем давно мечтала. Но нет, нужно было заняться другим. Ведь там был Филин, и он страдал.
Филин кричал. Образы полыхали в его голове. Это было слишком. Слишком! Прошлое, настоящее, будущее — все смешалось, как бусины в коробке.
На него накатывали волны пророчеств, забрасывая его яркими образами, как обломками корабля, и все дальше и дальше оттаскивая его от берегов здравого рассудка. Потом он, как уставший пловец, перестал бороться. Все это уже не имело значения. Слишком трудно было навести порядок в этом хаосе. Он больше не будет искать здравый смысл в своих видениях и затеряется в глубине истории. Его душа пыталась бежать и была поймана.