Нет, нет и ещё раз нет! Не хотела Теодора Фойерштайн так рисковать. Зачем? Джек ни за что не поверит ни одному её слову после всего. А так есть шанс просто поговорить с ним, всё объяснить. Они спорили, доказывали каждый своё, и вдруг Наполеон замолчал. Так Теодора ни за что не согласится.
– Извини, Тео, но я уже разослал приглашения, приказал готовиться к банкету. К тому же ты обещала мне вчера, что поможешь. А теперь отказываешься от своих слов.
Теодора сдалась. Совершенно безумная идея и многое не учтено, но почему-то именно такие совершенно не поддающиеся логике вещи у Напа получаются лучше всего. Быть может, это действительно повлияет на Джека, и он согласится выслушать её…
О том, стоит ли предупредить друзей, они не задумались. В спешке, которой сопровождались приготовления, ни тот ни другая даже не вспомнили о них.
Нет, не так. Они, конечно, помнили о тех, к кому тянулись сердца, но разумом владело желание доказать им в первую очередь, на что они способны. Теодора и вовсе решила молчать. Пусть это тоже станет для Онорины уроком. Какой бы хладнокровной ни казалась эта странная девушка, отрицать любовь очень глупо. В последнем Теодора убедилась на собственном опыте. Поэтому, когда Джек вернулся в Виссеншафт, а маг Оноре спустился в гостиную, дамы Фойерштайн не было в поместье, а Наполеон был занят, обсуждая с приглашённым поваром меню, с Дереком подготовку банкетного зала и не забывая о музыкантах, вине и о собственном плане. Справедливость должна восторжествовать, он так пообещал Теодоре.
– Что происходит? – обратилась Онорина к Джеку.
– Нап решил устроить званый ужин.
– Вот как? И с чем же это связано?
– С его желанием развлекаться, я думаю.
Джек был не в самом хорошем настроении. Она удивлённо покосилась на него, но комментировать не стала.
– А где… все?
– Я не знаю! – раздражённо бросил шатен и поднялся в свою комнату. Онорина осталась одна. Из кухни доносился громкий голос Наполеона. Вот где хозяин Виссеншафта. Она вздохнула, попросила пробегавшего мимо слугу принести немного еды. Уже обед, а она даже не завтракала.
Вместе с подносом с закусками и горячим кофе появился и виконт Дэстини.
– Оноре! Хорошо, что ты встал. Нам необходимо поговорить.
– О том бедламе, что ты устроил?
– И о нём тоже.
Наполеон поставил поднос на стол и подошёл к магу. Закатав рукав мантии, он нашёл так беспокоивший его кровоподтёк и аккуратно коснулся ушиба.
– Прости меня. Я идиот, наговорил тебе чёрт знает что, был груб.
– Не надо…
Онорина высвободила руку и отступила на несколько шагов в сторону. Вечерняя беседа с Теодорой не прошла для неё даром. Дама Фойерштайн заставила на многое посмотреть иначе, и теперь Онорина была не так уверена в правильности своего решения. Но сомнение — это только сомнение, а не твёрдая уверенность в том, что следует дальше.
В этот момент, когда зелёные глаза смотрели на неё с нежностью и участием, когда мужская рука гладила запястье, которое она так и не удосужилась обработать мазью, Онорина думала о том, что судьба любого члена семьи Деланеж, в чьих жилах течёт хоть капля королевской крови, – холодное одиночество или горечь разлуки.
Таков побочный эффект разрушительной силы ненависти. Об этом говорил отец. Противодействие было только одно – любовь. А любить страшно. Очень страшно любить Наполеона Дэстини, зная, что всё может внезапно закончиться. Не может человек любить вечно. На меньшее же никто из их рода не способен.
И хотя девушка всячески отрицала в себе всё чувственное, женское, привыкнув считать себя неким бесполым существом, это оказалось лишь самообманом, пусть и невольным. Лгать самой себе Онорина Деланеж не умела. Может быть, оттого её реакция на поцелуй была такой, что дала возможность Теодоре увидеть больше, чем нужно было.
Казалось бы, она давно разложила по полочкам и причины поступков Наполеона Дэстини, и следствия, поняла, как использовать это, чтобы избавиться от незавидной участи разделённого проклятия, но нечто иное, не свойственное холодному расчётливому магу Оноре, неизменно прорывалось сквозь привычную маску. И даже в этом была права Теодора Фойерштайн, когда убеждала Онорину остаться, довериться судьбе.
Некоторое время назад, когда она только познакомилась с Наполеоном, девушка решила, что он – ответ на все её молитвы, надежды и стремления. Однажды она уже пыталась снять проклятие, но в обход королевской семьи. И из этого ничего не вышло. Слишком мало тогда она знала обо всём. В день полного совершеннолетия верховный магистр, бывший близким другом отца, отдал ей личные записи Огюста. Это была своего рода инструкция, в которой отец записал пошагово, что необходимо предпринять для снятия проклятия. Прилагался к ней и маленький серебряный ключик. Загвоздка была лишь в одном: где найти того человека, который сможет не отступить, ведь любое неверное решение грозило смертью. Именно об этом умолчал маг Оноре, когда так тщательно и взвешенно выдавал информацию своим друзьям. Отступи Теодора и Джек, великан убил бы Наполеона, и никакое туманное зелье не помогло бы. Реши сам Наполеон убить дракона, как того и требовал договор, кара настигла бы и его. Выход был один: контроль, причём полный и пошаговый. Она это сделала. Отдала всю себя и все силы на то, ради чего пожертвовал жизнью её отец. Теперь Онорине было точно известно, каким образом погиб маг Огюст, и она не жалела ни об одном своём поступке. Он хотел, чтобы это проклятие было снято.