Восточное крыло занимала королевская семья, а уж северное и южное были отданы министерству и придворному штату, который, впрочем, был не так уж и многочислен. Многие жители Смарагда предпочитали жизни в тени короля собственную независимость.
Теодора Фойерштайн бродила по аллеям вот уже несколько часов. Смеркалось, но ей не хотелось возвращаться в свои покои. Сейчас она чувствовала себя одинокой и расстроенной. Наполеон был занят с Грегом. Тот ближе к вечеру снова посетил брата. Оноре наверняка отдыхал, да и не хотелось девушке навязывать ему своё общество, а Джек... кто его знает, где сейчас этот любитель приключений. Теодора не понимала саму себя. Она злилась, пыталась разобраться в собственных чувствах и отказывалась признать поражение. Всё это было настолько нелепо и банально, что ставило в тупик. Она бы уехала, бросила всё, постаралась бы забыть об обещании другу быть рядом, если бы не понимала, как малодушно это будет выглядеть со стороны.
Пройдя ещё несколько метров, она услышала впереди негромкий женский смех и мужской шёпот. Ну, конечно, сад – прекрасное место, чтобы уединиться двоим влюблённым. Не желая мешать, Теодора отступила и повернула в сторону, на боковую аллею, но тотчас же остановилась. Она узнала мужской голос и не ожидала, что это заставит её сердце болезненно сжаться. Вместо того чтобы поспешно уйти, Тео расправила плечи, нацепила на лицо самую любезную улыбку, что смогла из себя выдавить, и зашагала вперёд.
Аллея плавно изгибалась, повторяя окружность дворца. Через равные промежутки, среди деревьев и цветущих клумб располагались беседки. Именно из одной из них и слышались голоса: томные вздохи и страстные признания в любви. Теодора Фойерштайн осторожно прошлась по дорожке, чтобы удостовериться, не обманул ли её слух. О, да! Этот мерзавец, о котором она вздыхала ещё пять минут назад, и думать позабыл о былых признаниях в любви. Былых, – внутренне кипела Теодора, – и суток не прошло, как он умолял её о поцелуе. Ну, держись, негодяй. Сейчас кое-кто получит по заслугам.
Делая вид, что любуется цветами, Теодора как можно ближе подошла к интересующей её беседке. Любовники так были увлечены друг другом, что не заметили её. Тогда девушка наклонилась над кустом роз, будто желая сорвать прекрасный, но вооружённый острыми шипами цветок. Естественно, она уколола палец, но всё равно заполучила цветок. Даже боль, обжёгшая раненую ладонь, не была сравнима с той, что терзала сердце. Теодора выпрямилась и сделала вид, что только сейчас заметила пару.
– О, простите!
Насмешливый взгляд прошёлся по незадачливой парочке. Юная кокетка, мотыльком спорхнувшая с колен Джейкоба Эдройта, смущённо поправляла причёску и шнуровку на корсаже платья. Она узнала в элегантно одетой светловолосой незнакомке ту самую леди, которая была в тронном зале рядом с их новым правителем.
Удивился ли неожиданному появлению Теодоры маркиз Эдройт, неизвестно. Вечерние сумерки бросали неясные тени на лицо незадачливого возлюбленного. Одно было несомненно: он улыбался.
–Тео, рад тебя видеть.
Карие глаза встретились с голубыми глазами девушки, но взгляда он не отвёл, словно говоря тем самым: ты очень много потеряла, отвергнув меня.
Теодора поднесла к лицу сорванный цветок и закусила губу, чувствуя, что готова взорваться гневной тирадой.
Джек похлопал по свободному месту возле себя:
– Ну же, Марджери, возвращайся, леди Фойерштайн не покусает тебя. Уверен, она просто проходила мимо, не так ли?
Теодора криво усмехнулась и произнесла как можно любезнее:
– Да, конечно, маркиз Эдройт. Только мимо. Не думаю, что мне будет удобно находиться вблизи такого покорителя женских сердец, как вы. Это компрометирует, знаете ли… Сколько несчастных дурочек вами обмануто заверениями в нежной любви? Одна? Две? Боюсь, они исчисляются десятками. Какое падение нравов среди приличных леди.., впрочем, Марджери (не так ли?) к ним не относится. Всего хорошего.
Развернувшись, Теодора Фойерштайн поспешила прочь, стараясь не ускорять шаг. Она даже успела услышать отголоски раскатистого смеха Джека. А возмущённый писк Марджери подсказал, что свидание маркиза закончилось ничем.