– Ты... девушка?
Единственное, что пришло на ум спросить.
– Да, – едва слышно ответила та, кого он считал магом Оноре, не поднимая глаз.
– Девушка... – повторил Наполеон, отнимая свои руки от холодных пальцев Онорины, – девушка...
Он прошёлся по комнате, запустил пальцы в волосы, потеребил всклокоченную шевелюру и остановился у окна, пытаясь совладать с собой.
– Девушка... – снова тихо произнёс Наполеон, засунул руки в карманы, вытащил и скрестил их на груди, отвернувшись от Онорины. Он боялся, что его выдержки не хватит на то, чтобы сейчас взглянуть ей в лицо. Память услужливо вытаскивала на поверхность все перипетии его мучений, с тех пор как он осознал своё влечение к нему... к ней. Хотелось схватить, встряхнуть, потребовать объяснений, но Наполеон слишком хорошо помнил, чем закончилось последнее такое выяснение отношений. Поэтому он предпочёл отойти как можно дальше, чтобы не поддаться злому искушению.
– И что, всё это время... ты... – он замолчал, не зная, как продолжить.
– У меня и в мыслях не было морочить тебе голову... – она сложила руки в умоляющем жесте, – я просто хотела уберечь, клянусь.
В тихом, непривычно робком голосе слышалось отчаяние. Разговаривать со спиной Наполеона было мучительно больно и страшно. Если бы он повернулся к ней, если бы орал, проклинал за все те неприятности, что она ему доставила, негодовал бы за обман, это было бы понятно. Она с достоинством приняла бы этот удар, выслушала каждый упрёк, каким бы он ни был, и исчезла из его жизни с мыслью, что отец был прав: удел рода Деланеж – быть несчастными в любви. Но это напряжённое молчание!
Виконт Дэстини продолжал стоять у окна, так же сложив руки на груди, и чувствовал, как закипает, злость подымалась в нём тёмной, душной волной, и чтобы не утонуть в этом, он отчаянно цеплялся взглядом хоть за что-то, что позволит сохранить остатки разума.
Из окна было видно немногое: часть изгороди, дорожку и кроны деревьев соседнего сада. Медленно прошаркал метлой дворник. Кто-то внизу, под окнами, простучал каблуками. Всё это казалось таким ненужным и одновременно важным сейчас. Мир вертелся перед глазами, как заводной волчок. Деревья. Она. Дворник. Лгала. Невидимый ходок. Ему. Деревья. Он. Дворник. Любит. Невидимка. Её. Наполеон закрыл глаза и глубоко вдохнул.
– Нап…
Неуверенность в тихом голосе за спиной заставила его повернуться и взглянуть на Онор…ину. Девушка выдержала взгляд. Она смотрела прямо и немного холодно, будто прячась за этой маской отчуждения от предполагаемой боли. Она боится, понял Наполеон. Несомненно, она ждёт скандала и обвинений, поэтому и просила, чтобы сначала выслушал. Скрывает свои чувства и при этом дрожит, как листок на осеннем ветру. Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и спросил:
– Почему?
Онорина поняла, что он имеет в виду.
– Я тоже проклята... Все в нашем роду несчастны в любви. Я лгала не потому, что хотела навредить... Я боялась, что ты не поверишь волшебнице так, как поверил магу.
На глазах девушки выступили так долго сдерживаемые слёзы, но она не отводила взгляда от любимого. Да, она влюбилась, и теперь только от самого виконта зависело, что будет дальше, потому что у неё сил сопротивляться чувству нет.
– Значит, твой отец...
Наполеон выжидающе посмотрел на девушку, побуждая её говорить.
– Мой отец помог королеве Лилиан погрузиться в сон, чтобы спасти сына. Семья для нас – святое, потому что никто из нас не мог этого получить. Моя мать рано умерла, а меня отдали в школу магов. Магистр, мой крёстный, был великим чародеем, только... я считалась посредственностью. Когда пришло известие, что отец погиб, он взял надо мной опеку. И предложил… предложил, чтобы наш род унёс проклятие в могилу. Через год я закончила школу магов и отправилась на поиски тех, кто поможет мне избавиться от этого груза.
– И ты их нашла, – нетерпеливо заметил Дэстини. – Дальше!
Первая ярость начала отступать, и Наполеон понял, что может себе позволить приблизиться к девушке, не рискуя ей навредить.
– А дальше... Я уже знала, что Его Величество, а главное, его сын желают изменить судьбу. Я также знала способ, как это сделать. Но сама была бессильна. Моя прабабка была не последней колдуньей в Смарагде и качественно произнесла заклятие. Ни один потомок Гроссов не добьётся успеха... Король Фердинант правильно догадался: снять родовое заклятие можно, только вернув то, что ему не принадлежит, и тому, кого выберет магия…