Выбрать главу

- Конечно, - ответил Джонни, повернулся и пошел вниз по улице. Его не преследовали.

В бумажнике осталось меньше сотни. Переводов не предвиделось. За отель он платил шестьдесят в день.

Да, подумал он, настало время тяжелой работы.

8

Он воспользовался ключом Дэа и вошел в квартиру. Она спала, но на лице не было спокойствия. Временами оно искажалось болью и страхом.

По традициям, в которых его воспитали, она ничего не стоила. Он выполнил долг, убил обесчестивших её и поставил на трупах знак платежа. Но она была обесчещена, для неё это конец.

По традициям она могла принять подстриг; могла пойти на панель, могла найти бедняка, больного, или старика, или урода без чести, чтобы выйти замуж; или могла влачить одинокое бессмысленное существование. Неважно, что она не виновата. Дом неповинен в пожаре, но невозможно жить в руинах.

Мария задушила человека за взгляд, боясь, что даже это сделает её недостойной Джулиано.

Но ради этой девушки Джонни Колини забыл о традициях. Вчера она была так непоколебима в целомудрии, храбрая единственным качеством, которое он уважал - гордостью.

Теперь он жалел её, и жалость была для него удивительна. С жалостью пришло прежде ему неизвестное, что-то похожее на любовь.

Он был нежен с ней, когда она проснулась.

В ней огромной злой змеей шевелилась холодная ненависть к нему. Ее лицо не отражало этой ненависти только потому, что мускулы устали реагировать на боль, стыд, печаль.

Это из-за него, все из-за него...

По здравой логике этот человек, Джонни Колини с оливковой кожей и белыми зубами, красивый молодой человек со свирепыми неотразимыми глазами, погубил её, едва познакомившись.

Вчера она поговорила с ним, и из-за этого ночью её жизнь переменилась, и теперь она стала животным с переломанным хребтом.

Эта ненависть не подчинялась рассудку. Он виноват в том, что не предупредил ее: "Я приношу беду, я приношу боль, я приношу смерть".

Теперь его руки и голос были нежными, и она реагировала на нежность, как умирающий от жажды на холодную воду. Но внутри вилась змея ненависти.

- Позвонить твоему врачу?

- Нет.

Доктор Джим был больше, чем врачом, он был другом. Она не могла пойти к нему, или к другому мужчине и сказать:

- Со мной сделали это...

Настойчиво зазвонил телефон.

- Это с работы, - сказала она. - Не отвечай. Я больше туда не пойду.

В их оценке случившегося была странная схожесть. Другая женщина позвонила бы доктору, в полицию, вернулась бы к жизни, как будто не произошло ничего, кроме болезненной неприятности. Но не Дэа Гинес. Она была гордой женщиной.

Джонни сел рядом на кровать.

- Они оба мертвы. Я их убил их этим утром, - сказал он. Или их было больше?

Она покачала головой и посмотрела на него. Черные вьющиеся волосы, на лице даже сейчас полуулыбка.

- Кто ты? - спросила она.

Он сошел с ума. Он слишком долго был одинок. Для него друзья были почти любовниками, безумными, самоотверженными в страсти дружбы, как любой любовник. Не считая секса, бандиты гор были настоящими любовниками для Джулиано. Два года он был лишен этого. Такого одиночества никогда не узнает мягкий городской благоустроенный и защищенный человек.

- Меня зовут Джулиано, - сказал он, и это было безумием. Никогда не рассказывай секреты женщинам. Никогда не рассказывай о себе женщине. Но Джулиано рассказал Дэа Гинес о жестоких горах, об утре в горах с Марией, о вилле около Рима, о рождении Джонни Колини и его приезде в Соединенные Штаты.

Он рассказал о мафии. Он сказал, что приехал в Штаты убить некоторых людей, но не наемным убийцей, а как претендент на наследство, которое надо взять силой.

Теперь она могла разговаривать, правда, как измученный жаром больной.

- Это невозможно, - сказала она. - Это все равно что пройти через охрану, убить президента Соединенных Штатов и сказать, что одержал верх.

- Если бы президент Соединенных Штатов стал президентом, убив сорок человек, это было бы возможно, - сказал Джулиано.

- Но ты один. Они убьют тебя, и на этом все кончится.

- Они побоятся убить меня.

- Джулиано-Джонни, ты псих.

- Я должен создать армию призраков.

Она взглянула на него со страхом, уверенная, что он псих.

Джонни улыбнулся.

- Я не могу сколотить шайку. Людей в Сицилии, которым я доверял, я знал годами, мы выросли вместе, но даже им я верил только потому, что они меня боялись.

- Ты не сможешь сколотить свою банду, - сказала Дэа. - Я делала передачи о преступности, и знаю, что это за сила. Ты сможешь завербовать только пару бесполезных и ненормальных подростков. И все.

- Поэтому мне нужна армия призраков. Я знаю людей, которых должен убить - один в Лос-Анжелесе, двое в Нью-Йорке. Мафия обвинит в смертях меня, но они должны быть уверены, что убил не я сам.

Тогда они не будут знать, кто со мной. Они предположат, что на меня работают люди мафии, и не убьют меня, пока не будут уверены, что это не будет стоить им жизни. Боссы состарились и любят жизнь больше всего на свете.

- Но как ты их убьешь? Их охраняют, они невероятно богаты и могущественны.

- Я не просто Джонни Колини - я Джулиано. За мной охотились тысячи полицейских.

- Но ты сказал, что разорен. Не только разорен, но тебя ещё преследовали сборщики денег.

- Сегодня вечером у меня будут деньги, - Джонни улыбнулся, как мальчишка.

- Они правда мертвы? Ты правда убил этих людей? - Голос её внезапно охрип, глаза горели.

- Я воспользовался твоим кухонным ножом, - ответил Джонни.

Она обвила руками этого мужчину, которого любила и ненавидела, так полно любила и так полно ненавидела, что впервые в жизни чувствовала себя настоящей женщиной и повалила его на себя.

И Джонни с сожалением и уважением почувствовал что-то немного похожее на любовь.

- Кто он?

Тощий Сантанджело навис над Кромлейном и Мусией.

За окнами пентхауза высились башни Манхэтена. Это был офис и нью-йоркская квартира Сантанджело, Великого Мастера, одного из трех глав мафии в Соединенных Штатах, одного из семи - в мире. На Лонг-Айленде ему принадлежала сотня акров земли; дом во Флориде стоял на личном острове; дом в Квебеке стоил четверть миллиона.

- Молодой человек приехал в Нью-Йорк. Он знает, что к чему, но не боится, - сказал Сантанджело. - В номер он вошел один и, если бы захотел, мог бы под дулом пистолета вернуть все деньги, но вместо этого спустил свои в нечестной, как он знал, игре. С ним трудно иметь дело, с этим юношей. Он называет имена, будто он один из нас. Великие имена в полудюжине городов. Он все знает, у него есть деньги и сердце, которого хватило бы на дюжину.

Он остановился.

- Кто убил наших людей?

- Не Колини... - начал Мусия.

- Не называй его этим именем, - прервал Сантанджело. Есть только один Колини, не два. Двум - не бывать.

Последний раз он видел Джонни на Капри, и тот выглядел совсем стариком.

- Этот парень, - сказал Мусия, - не мог убить моих ребят. Он их не знал, не знал, как их найти. У него пистолет, а их зарезали. Это не он.

- Плохо, - сказал Сантанджело. - Плохо, потому что он не один. У него есть люди - его глаза, которые видели тех двоих. У него есть ликвидаторы. Твои люди развлекались с девчонкой?

- Они рассказали мне об этом за завтраком. Славно поразвлеклись.

- И с ними поступили так, как я когда-то. Этот обычай с нашей родины.

- Да, мистер Сантанджело, - сказал Мусия.

Оба посмотрели друг на друга с пониманием. Мусия занимал высокое место в Ордене, но не был Мастером. Марк Кромлейн думал, что он в Ордене, посещал некоторые встречи, выполнял правила, но не был членом. Для него, как и для многих других, существовал ложный Орден, а настоящий - только для людей с тысячелетней кровной связью.

- Здесь рука сицилийца.

Тяжелые веки приподнялись и мертвые глаза взглянули на Мусию. Мусия показал, что понял. Ночью будет встреча Ордена.