Имена ничего для Джулиано не значили, но на них была кровь, и глаза Колини блестели, будто ещё не застыла кровь семерых расстрелянных в гараже в День Святого Валентина или на сером асфальте перед синагогой.
Потом Колини говорил о деньгах, о том, как их зарабатывают, и как отбирают. О мозгах, разбитых в уличных драках за право контроля над профсоюзами. Так делались деньги.
О подпольных играх. Как евреи перебили у ирландцев контроль над двенадцатью тысячами букмекерских контор в Чикаго. И как их забрали у евреев.
Об огромных деньгах.
- И была война, - говорил Колини. - До войны у меня не было ничего может, пара миллионов, пивоваренный завод, несколько предприятий. После войны - в 1945 - у меня было все.
После этого Колини долго молчал, вспоминая эти годы и том, что они принесли. Он владел огромной инвестиционной фирмой в Чикаго, респектабельной, как церковь, которая служила лишь громадной конторой по сбору и подсчету доходов.
- Будь я хорошим мальчиком, как молила моя мама Деву Марию, что бы у меня было? Что бы я мог вспомнить? - спросил Колини.
- Уже сорок лет каждую ночь у меня новая женщина. И сегодня - немочка шестнадцати лет. Завтра у меня будет полная негритянка, ещё моложе, но полная, с грудями, как большие дыни с маленькими сливками на них.
Я убил больше, чем могу вспомнить, а когда состаришься, приятно знать, что они не состарятся никогда. Они уже давно - только кости.
У меня много детей. Имен большинства я не знаю, не знаю, что с ними. Но у меня нет сына, которым я могу похвалиться.
Ты, Джулиано, можешь стать моим сыном. Здесь, в Риме, ты узнал достаточно, теперь - в Америку. Я дам тебе больше, чем было у меня - сейчас труднее сделать то, что я сумел когда-то. Мои враги ещё живы. Я хочу, чтобы ты их убил. Докажи, что достоен быть сыном Колини, и я дам тебе все.
3
Таким был человек, за которым с неприязнью наблюдал Марк Кромлейн в баре "Риал Тониз". С неприязнью по большей части инстинктивной, но вызванной ещё и тем, что он того не знал, а Марк Кромлейн не любил то, чего не знал.
Марк наблюдал за незнакомцем, пока их глаза не встретились. Марк подождал, понял, что незнакомец не собирается отводить взгляд и постарался с честью выйти из ситуации.
- Мы знакомы? - спросил он.
- Нет.
- Я не уверен. Такое впечатление, что я вас знаю. Из Нью-Йорка?
- Не мой город, - сказал Джулиано.
- Вест-Коаст?
- Был когда-то.
Кромлейн повернулся к Джерри Мусие:
- Не разговорчив.
Мусия пожал плечами:
- Может, ему не о чем говорить?
- Он похож на игрока. Или только пытается быть похожим.
Кромлейн снова повернулся к Джулиано:
- Вы игрок, дружище?
Кромлейн не мог оставить просто так, что незнакомец его пересмотрел. Это был холодный вызов, а Марк Кромлейн никогда не оставлял вызов без расплаты.
Для Кромлейна эта мелочь, незначительная встреча глаз была очень важна. Несколько сот долларов в кармане, трехсотдолларовый костюм, двухэтажная квартира были у Кромлейна потому, что он привык сам затевать схватку и никогда не проигрывать.
А играл Кромлейн по вольным правилам. Если надо начинить стартер динамитом - как когда-то в Калифорнии - чтобы стать победителем, он сделает это. Или осколком бутылки выколоть глаза - как сделал он семнадцатилетним на Питкин-авеню.
- Я играю.
Кромлейн поглаживал стоящий перед ним стакан.
- Какого сорта игры?
- Любые, где можно выиграть или проиграть.
Кромлейн признал в Кромлейне и Мусии ребят из мафии. Имен их он не знал, догадался по внешности. Дорогая одежда, флоридский загар, массивные золотые кольца, жесткие лица людей, знающих, что жизнь - суровая, грязная игра без правил.
На вилле возле Рима чикагцы объяснили ему формальности знакомства в городе мафии.
Они увидят тебя и захотят узнать, кто ты.
Потом - кого ты знаешь, сильные ли у тебя связи.
Есть ли у тебя деньги.
Мягок ты или жесток. Они будут все грубее и грубее, пока не увидят настоящей жестокости.
Наконец, если ты незнакомец со связями, с деньгами и жесток, захотят выяснить главный вопрос - что ты здесь делаешь, дружище?
Джулиано знал, что Кромлейн начал процедуру знакомства. Он знал также, как знал все эти вещи ещё с шести, что Кромлейн бы жесток, по-настоящему жесток, и что они должны прийти к соглашению.
- Есть у тебя имя, игрок? - спросил Кромлейн, рассматривая стакан в руке.
- Меня зовут Джонни Колини.
Джулиано дали это имя, и он взял его.
Кромлейн бросил быстрый взгляд на Джонни Колини. Его голос был низким и вялым.
- Замечательное имя.
Джерри Мусия тоже его услышал и отошел от бара, рассматривая Джонни.
- Вы родственники? - спросил Джерри. Не было необходимости уточнять.
- Не прямые. Колини много, - ответил Джонни.
- Если кто-то носит имя Джонни Колини и не его родственник, то он кусок дерьма, - это последнее, что успел произнести Кромлейн, когда Джонни ударил его в живот левой, и, когда тот согнулся пополам, в челюсть правой. А потом швырнул тело к ногам Джерри Мусии. Джерри отступил, вытянув пустые руки.
- Разбирайтесь сами...
Кромлейн стоял на коленях, касаясь головой пола. Джонни Колини ударил его ногой по лицу, распластав плашмя.
Девушка визжала, бармен позвал метрдотеля, гардеробщица высунулась из кабинки, а остальные посетители без страха отошли от стойки - это была безопасная часть Ист-Сайда, а "Риал Тониз" был хорошим баром.
Прибежал метрдотель, взглянул на Кромлейна, и краски схлынули с лица, он посерел и вспотел от страха. Мафии принадлежала часть "Риал Тониз".
Метрдотель взглянул на Мусию - будет ли перестрелка - потом на Джонни Колини.
- Нормально, - Джонни улыбнулся. - Маленькое недоразумение.
Мусия оценил Джонни. Тот среагировал на первую же шутку Кромлейна. Умело и жестоко. Последний удар в лицо - подлинный знак. Парень, назвавшийся именем великого человека, ударил Кромлейна в лицо, потому что именно это и надо было сделать. Кромлейн, действительно жестокий человек, сделал бы так же.
Метрдотель успокоился. Незнакомец, похоже, был своим, а не надравшимся идиотом, забывшим свое место. И мистер Мусия не вмешивался. Похоже, просто ссора между людьми, которые знают, что делают.
Мусия помог Кромлейну встать. Кромлейн не мог говорить, с трудом дышал, руки висели плетьми. Лицо было в крови. Метрдотель и Мусия провели его в туалет.
Когда Джонни Колини взял стакан со стойки и чуть отхлебнул, бармен мягко спросил:
- Вы его знаете?
- Нет.
- Тогда сматывайтесь.
Джонни удивленно посмотрел на бармена. Тот опустил глаза и пожал плечами:
- Ладно, дело ваше.
Вернулся метрдотель и бочком подошел к Джонни:
- Мистер Мусия сказал, что не знает вас. Я попрошу вас немедленно уйти.
И посмотрел на бармена:
- Мы этого посетителя не обслуживаем.
- Обслуживаете, - спокойно улыбнулся Джонни. Улыбка сползла с лица и он спокойно сказал метрдотелю:
- Я получу здесь все, что пожелаю.
Метрдотель резко развернулся и ушел.
- Думаю, ты правда получишь, что хочешь, - сказал бармен. - И от меня тоже.
Женщина вышла к стойке из кабинки, обитой красной кожей. Она была высока, волнистые светлые волосы блестели, как стекло.
- Ты и вправду злой?
Джонни по голосу понял, что она та ещё штучка. Прекрасный голос. Он обернулся.
- Да.
От деревенских девушек он узнавал о человеческих самках, но от женщин Рима - американок, немок, испанок, римлянок - он узнавал о женщинах.
- Я Дэа Гинес, - сказала блондинка. Казалось, глаза её смеялись от счастья. Лицо было волевым и холеным.
- Очень рад. Я Джонни Колини.
Ее язычок тронул верхнюю губу.
- Не было, случайно, известного рэкетира с такой фамилией?