Мы изучили друг друга.
— Что теперь, — прохрипел он, скребя по лицу широкой рукой.
Рис не пришел — я не слышала даже его шепота по связи.
Я чувствовала свою магию, но лишь ее пепел принадлежал мне.
— Мы будем идти на север, — сказала я. — Пока фэбейн не выйдет из наших организмов и мы сможем рассеяться.
Или пока я не смогу связаться с Рисом и остальными.
— На севере лежит двор моего отца. Чтобы избежать его, нам нужно идти на запад или восток.
— Нет. Восток приведет нас слишком близко к границе с Летним Двором. И мы не можем терять время, идя на восток. Мы пойдем прямо на север.
— Стражники моего отца найдут нас с легкостью.
— Тогда нам придется остаться незамеченными, — сказала я, поднимаясь.
Я выбросила последнюю еду из своего рюкзака. Пусть она достанется стервятникам.
Путешествие по Осеннему Двору было как попадание в шкатулку драгоценностей.
Даже если все это потенциально охотилось на нас, цвета были такими яркими, что было трудно не глазеть на них.
К середине утра иней растаял под мягким солнцем, открывая взору все, что можно съесть. Мой желудок бурчал при каждом шаге и рыжие волосы Люсьена сверкали как листья под нами, когда он просматривал лес, ища что-то, что может наполнить наши животы.
Его лес, по крови и закону. Он сын этого леса, и здесь… Он выглядел сделанным из него. Для него. Даже этот золотой глаз.
В конце концов Люсьен остановился у желтовато-зеленого ручья, пробираясь по гранитному бортику, в место, которое, он клялся, когда-то кишело форелью.
Я мастерила элементарную удочку, когда он зашел в ручей без сапог и с закатанными по колено штанами, и поймал рыбу голыми руками. Он завязал волосы и несколько прядей упали на его лицо, когда он спустился и бросил вторую форель на песчаный берег, пока я пыталась найти материал для рыболовных снастей.
Мы молчали, когда рыба перестала дергаться, их бока мерцали всеми цветами.
Люсьен взял их за хвосты, как если бы делал это тысячи раз. Скорее всего, так и было, прямо в этом ручье.
— Я почищу ее, пока ты будешь разводить огонь.
При дневном свете блеск пламени будет незаметен. Хотя дым… вынужденный риск.
Мы работали и ели в тишине, единственным звуком было потрескивание огня.
Пять дней мы двигались на север, едва обмениваясь словами.
Усадьба Берона была столь огромной, что у нас ушло три дня на ее обход. Люсьен повел нас по окраинам, напрягаясь при каждом шорохе.
Как сообщил мне Люсьен в те редкие разы, когда мы рисковали заговорить друг с другом, Лесной Дом был размашистым комплексом. Он был построен внутри и среди камней и деревьев, и только его верхние уровни видны на земле. Внизу он пролегал туннелями в камне. Но их разрастание привело к таким размерам. Можно идти от одного конца Дома к другому, и это займет половину утра. Его окружало множество стражников: в деревьях, на земле, на покрытой мхом черепице и в камнях самого Дома.
Без ведома Берона никто не мог приблизиться к дому. Никто не мог его покинуть без разрешения Берона.
Я знала, что мы обходим дом по карте передвижений и дежурства стражников, которую знал Люсьен, когда его плечи поникли.
Я уже тяжело опускались.
Я едва спала, позволяя себе это лишь тогда, когда дыхание Люсьена приобретало другой, более глубокий ритм. Я знала, что не смогу так долго продержаться, но без способности защититься, ощутить любую опасность…
Я гадала, ищет ли меня Рис. Почувствовал ли он тишину.
Я должна была отправить ему сообщение. Сказать ему, что я иду и как меня найти.
Фэбейн — вот почему связь заглушалась. Возможно, за это мне следовало убить Ианфе.
Но что сделано, то сделано.
Я протерла ноющие глаза, наслаждаясь отдыхом под яблоней, полной больших сочных плодов.
Я забила ими весь свой рюкзак. Два огрызка уже лежали передо мною, их сладкий гниющий запах был колыбельной для гудящих пчел, летающих около упавших яблок. Третье яблоко лежало на моих вытянутых ногах.
После всего, что сделали близнецы, я должна была перестать есть яблоки на весь остаток жизни, но голод всегда размывал все границы для меня.
Люсьен, сидящий в нескольких шагах от меня, бросил четвертое яблоко в кусты, когда я укусила свое.
— Фермерские земли и поля близко, — объявил он. — Мы должны оставаться незамеченными. Мой отец плохо платит за урожай, а землевладельцы зарабатывают дополнительные деньги любыми способами.