Старая боль улеглась, как только Тейн вручил мне бокал вина. Я подняла взгляд с улыбкой.
— Спасибо.
Он посмотрел на меня с заботой.
— Всё в порядке?
— Да, всё хорошо.
— Вы уверены?
Я кивнула.
— Сходи позаботься о Марис, — мрачно сказал дед. — Она начала пить, а ты прекрасно знаешь, что ей достаточно понюхать пробку. Образумь её, пока она не выставила себя в неприглядном свете.
— Посмотрю, что можно сделать, — пробормотал Тейн.
Я пригубила вино — сухой хрустящий рислинг — и насладилась кислинкой на языке, пока наблюдала за Тейном поверх края бокала. Он прошёл прямо к Марис и наклонился сказать ей что-то на ухо. Она подняла взгляд с благодарной улыбкой и кивнула, коснувшись дрожащей ладонью его рукава. Мне это напомнило, как Ангус ранее обнюхал Тейна. Казалось, он умел находить общий язык с заблудшими душами, и я подумала, а не относится ли он ко мне как к ещё одной несчастной.
Хью уединился на веранде с Луной. Я видела, как они разговаривают через открытую дверь. В том, как он смотрел на неё сверху-вниз не ощущалось ничего крамольного. Да и в её ответной улыбке не было ничего особо интимного. Но тут до меня дошло, словно ударила молния, что это Хью Эшер был с ней тогда в библиотеке. Я сразу же подумала о смехе и шепотках, и тех животных звуках наслаждения. Его голос не похож на голос Тейна, но у них схожий акцент, особая интонация на долгих гласных, что заставило меня прийти к неправильному выводу.
Я сразу же перевела взгляд на Марис. Она что-то подозревает? Может быть, поэтому она по-собственнически прижалась к Хью, пока нас знакомили. Но позволить любовнице мужа войти в дом? Я не могла представить себе более оскорбительного унижения. Однако не мне судить о её браке или терпении. Но я не могла избавиться от чувства жалости к ней и усиливающейся признательности к Тейну, которому удалось вызвать у неё улыбку и некое подобие воодушевления.
Пелл Эшер что-то сказал, и я обернулась, бормоча извинения.
— Простите. Я просто залюбовалась комнатой. Особняк просто невероятен. Не то что моё скромное жилище.
Он поправил покрывало на ногах.
— Тейн сказал мне, что вы из Чарльстона.
— Снимаю там дом, но я выросла в Тринити. Это маленький городок к северу от…
— Я знаю, где это, — ответил он. — Там долгие годы жил мой очень хороший друг. После её смерти я часто туда ездил, чтобы навестить могилу.
— Где она похоронена? — вежливо поинтересовалась я.
— На «Розовом холме». Вы знаете это место?
Брови взметнулись вверх.
— Мой отец долгие годы работает там смотрителем. Я выросла в белом доме около ворот.
Он одарил меня одной из своих странных улыбок.
— Я прекрасно помню это кладбище. Оно всегда выглядело таким ухоженным. Меня поражало, сколько изнурительных часов ему должны посвящать, чтобы сохранить все могилы в первозданном виде.
— И это только одно из нескольких кладбищ, о которых он заботится, — с гордостью заявила я. — Но «Розовый холм» — самое большое.
— Я видел его несколько раз, — вспомнил Пелл Эшер. — Высокие покатые плечи, волосы белые, как хлопок. Мы даже обменялись парой фраз. Очень достойный человек.
— Да, это мой папа́, — сказала я с болью одиночества.
— С ним иногда был ребёнок. Серьёзная златовласая девочка, которая словно чувствовала себя дома среди мёртвых.
«Какой необычный способ описать меня», — подумала я. И как нервирующе взглянуть на своё детство глазами незнакомца. Разговор двигался в какое-то фантастическое русло... подумать только о случайной встрече с Пеллом Эшером многие годы назад.
— Ваши родители ещё живы? — тихо спросил он.
— Да. Отец на пенсии, но он по-прежнему помогает на кладбище время от времени.
— Для них утешение, что вы всегда рядом. Чарльстон кажется... в часе езды от Тринити?
— Примерно. Но я езжу домой не так часто, как хотелось бы. Хоть Чарльстон и недалеко, работа отнимает много времени.
— Вам стоит наверстать упущенное. Жизнь, построенная не на семейных ценностях, не имеет гармонии.
— Наверное, вы правы.