— Мне не поздоровится, если я тебя отпущу, Грейнджер. Вернуться мне нельзя. Тебе теперь — тоже.
Она задрала подбородок еще выше, стиснула зубы. Драко узнал этот смелый, решительный вид, который ей всегда удавался.
— Попытаешься меня убить?
Грудь залило огнем, а в животе тут же завязался ледяной узел. Тело дернулось, в висках застучало, затошнило. Хотелось треснуть дверью, запереться и помчаться к туалету. Тот мужчина в его голове — и расплескивающаяся кровь. Та же картина, которая лишила его сна, покоя, настоящей свободы, Англии. Та, которую он старался игнорировать и забыть, упростить до обычного кошмара, несмотря на то, что именно она привела его туда, где он оказался. Кожу покрыл холодный пот, ледяное пламя стиснуло кости.
Драко все не понимал, не мог уложить в голове, как пережил войну, не решившись кого-то убить даже в свете ожидавших последствий, а сейчас просто… Нет. Нет, еще ничего не доказано. Он продолжал разбирать воспоминания на части, всматривался в размытые пятна, ища свидетелей, угрозу, обман.
А Грейнджер, вот она, сидела прямо здесь с вызывающим видом.
— Не дури, — невозмутимость куда-то улетучилась, голос прозвучал слабо. Грейнджер затаила дыхание. Драко слышал и резкий стесненный вдох, и паузу, видел, как дернулась ее рука будто бы за палочкой или… Он глубоко втянул воздух, прочищая голову, и уставился на стул.
— Да вот не уверена. Похоже, я вообще тебя не знаю. Запираешь меня, замалчиваешь что-то, а я-то еще недавно считала тебя нормальным, — она покачала головой. — Ты вообще представляешь, как тебе за это попадет? Обязательно попадет. Обещаю. Если тебе хочется запереть меня тут против воли, мне хочется тебя сдать. С рук тебе это не сойдет.
Драко засмеялся. Смех вышел низким, снисходительным.
— Ни малейшего представления, — протянул он, подразумевая именно ее незнание. Усмешка отдавала горечью, как и наклон головы, и взгляд.
— Если ты снимешь защ…
— Мне плевать. Плевать, угрожаешь ты, требуешь, орешь, злишься, просишь, плачешь. Защита останется на месте. Мы квиты, ты тогда заперла меня в офисе…
— Случайно, всего на семь часов, и я…
— Всего? — фыркнул.
— …по сравнению с этим всем!
— Дай-ка я спрошу кое-что, а ты ответишь — только честно.
— Я не… — Драко нахмурился, Грейнджер примолкла, вздохнула и: — Ладно.
— Если я тебя отпущу, ты растреплешь, что я тебя тут держал?
Грейнджер полыхнула взглядом, скрестила руки. Драко следил за выражением ее лица.
— Нет.
— Растреплешь, где я?
— Не… — Драко наклонил голову, вскинул брови, и она осеклась. Щека дернулась, будто прикушенная изнутри, руки опустились. — Зависит от того, почему ты прячешься.
Драко задержал на ней взгляд, довольно отмечая поверженный вид. Коротко кивнул и развернулся, на выходе оставляя дверь открытой.
— Советую выбросить ножку от стула, Грейнджер. Попытаешься меня убить и, допустим, тебе повезёт — останешься здесь навечно. А понравилось голодать, так скажи, я просто опять запру дверь.
За спиной о косяк грохнула створка.
Девять-десять
На месте отдельных лет его жизни почему-то зияла пустота — как в девять и десять. Какие-то воспоминания подходили под тот период, но Драко не был уверен до конца. Точно знал лишь, что были приемы, полеты на метлах, заучивание заклинаний, мать читала ему сказки о маленьких волшебниках, что ловили светлячков и охотились на пикси. Ничего конкретного, но Драко помнил, что был счастлив, и этого, похоже, хватало.
Глубоко вздохнув, Драко бросил взгляд на молочные завитки воспоминания, разрушившего его едва начатую жизнь. Двинулся к полкам над столом и, взяв зеленый флакон, сорвал пробку. Опрокинул в себя содержимое, вздрогнул и приложил ко лбу холодное стекло. В котле на столе неторопливо бурлило зелье, заполняя комнату едким запашком. Хоть бы Грейнджер не унюхала сквозь чары.
После того, как он ее выпустил, она не съела ни крошки. Поглядывала на него с осуждением, как только Драко проходил мимо в свою спальню, плотно закрывал за собой дверь. Не виноват он, что Грейнджер морила себя голодом. Не готовить же еще и для нее — себя накормить едва получалось. В итоге она сдалась, хотя упорствовала и не спала на кровати, которую он купил специально для нее. Это злило. Плевать он хотел, если ей втемяшилось идти наперекор, но за головную боль, начавшуюся после создания портключа, уменьшения кровати, а потом возвращения ее к прежним размерам, он хотя бы заслужил благодарность.
Сучка.
Грейнджер не собиралась признавать, что сама виновата в сложившейся ситуации. Ему было хорошо и без ее неприятного присутствия, отравляющего атмосферу везде, куда он ни зайдет. Все было бы даже терпимо, не будь она взбешена до крайности. Никак не успокаивалась, а наоборот, с каждым днем становилась все злее и злее. Как всегда, винила за все его. Вряд ли даже хоть раз в жизни она созналась в ошибке. Ей просто не приходилось. У Драко же жизнь была не сахар, так что ни хрена Грейнджер не понимала со своим Поттером, самомнением, на стороне победителя. Ни хрена не знала — и поэтому виноват был он.
Ей же так легко — куча решений, и все правильные. Да, война ее тоже потрепала, но они просто сходили в поход. Ей не пришлось жить с массовым убийцей под постоянным страхом смерти, подневольно мучить людей и…
Драко ослабил хватку на флаконе, протяжно выдохнул и отставил пузырек за спину. Война тоже осталась позади. Среди его проблем она — меньшая. Связана с последствиями, с которыми он сталкивался, но война не определяющий фактор. Свои долги он отдал обеим сторонам. Три месяца он провел на свободе — насколько существует понятие свободы для бывшего Пожирателя Смерти — без Азкабана, без проверок, без общественных работ. И теперь вот это вот.
Драко потянулся, подняв руки над головой, ухватился левой ладонью за правый локоть, а правой — за левый и выгнул спину. Наклонился то в одну, то в другую сторону, с хрустом покрутил шеей. Напряжение и зажатость из тела не ушли, но с ними уже никак не справиться. Ингредиентов для зелий осталось в обрез; самое простое можно с легкостью найти у маглов, но Драко не хотел без крайней необходимости создавать портключ на окраину города.
Закрадывалось подозрение, почему же маглы живут гораздо меньше волшебников. Магия, конечно, вносила свою лепту, но этот физический труд кого угодно свел бы в могилу. Драко набрал несколько ведер воды, вытаскивая их за веревку, а Грейнджер перевела всю воду за день. Кажется, она постирала одежду и помылась, бормоча себе под нос и периодически громко ругаясь. Потом сорвалась, заявив, что он хочет заморозить ее до смерти. Разозлившись, Драко выждал день и только потом разжег камин — теперь приходилось вовремя подбрасывать дрова в огонь. Но она скорее всего говорила дело.
Если б можно было перетерпеть головные боли, он простер бы охранные чары еще и на территорию у дома. Грейнджер бы сама набирала себе воду и научилась не тратить ее враз. И ела бы гораздо меньше, если бы самостоятельно тащила продукты через лес. Не домашний же он эльф, в самом деле! Грейнджер знала, как его это раздражает. Точно знала. Даже не прятала усмешек. Вспомни она, как его бесили приказы подшить досье, оценила бы оказываемый эффект. Грейнджер кайфовала, и Драко придумал бы, как стереть ее самодовольные ухмылки, но его занимали гораздо более важные дела.
Одиннадцать
Вскоре после одиннадцатого дня рождения в один и тот же день произошли два важных события. У него появилась палочка. Его личная палочка. Боярышник, десять дюймов, сердцевина из волоса единорога. С ее помощью он переносил магию, заключенную в крови, во внешний мир. Палочка была продолжением его самого, его защитой, жестокостью, злом, добром — всем на свете. Не меньшей частью, чем сердце, легкие, мозги — без чего невозможно жить. Он в жизни бы не подумал, что эта палочка убьет Волдеморта, выиграет войну и спасет мир. Не в его руках, правда. В руках мальчишки, которого он встретил в тот же день, когда обхватил свою палочку и ощутил пульсацию магии, крови, жизни.
Гарри Поттер. Воспоминания свежи, словно это было только вчера. Обстановка и окружение размылись, отдалились, расплылись. А вот лицо Поттера и свое отражение у того в очках он помнил. Помнил волнение. Драко тогда не понимал всей ситуации. В его присутствии редко упоминали Волдеморта, войну, и для него Гарри Поттер слыл мальчишкой, пережившим убивающее заклятие. Он думал лишь, что парень небывало знаменит и ему, как Малфою, уместно с ним подружиться. Драко ничего не понимал. Ни о роли, которую сыграл Гарри, ни о герое, которым станет он, а не Драко, ни о совершенно разных дорогах, на которые они ступят.