— …и исчез не без причины! Чем ты думала? Решила, я свалил в отпуск? Что…
— Ты забрал мой отчет…
— Да? Зачем? На кой фиг мне…
— Написать… — Грейнджер запнулась, и Драко покачал головой, вздернув брови и приоткрыв рот. «Скажи зачем». — Написать… встречный отчет, чтобы… — удивление, неверие, смех. Смех вырвался из горла, поднявшись из груди.
Да быть не может…
— Идиотка.
— Ну знаешь…
— Да мне плевать, Грейнджер, если ты освободишь домашних эльфов! Есть куда… — он поднял руки, глянул на потолок, потряс головой, встряхнул плечами. Как можно думать о муравьях, когда рушится мир? — Ты серьезно, встречный отчет? Я рванул во Францию, замел следы, засел хер-знает-где, чтобы написать бумажку против освобождения эльфов?
— А что мне было думать? Если у тебя нет отчета, это просто поразительное совпадение, что вы пропали в одно время! Поэтому я решила, ты его украл, или тебя кто-то шантажировал, вынуждая его украсть, или еще что, не знаю я! И не так уж хорошо ты замел следы, я же нашла…
— Из-за той папки!
Грейнджер сощурилась.
— Откуда ты знаешь?
Драко фыркнул, на лицо вернулось снисходительное выражение.
— Сама проговорилась, пока болтала какую-то фигню, а я мечтал вырвать тебе голосовые связки. Забыл эту хренову «И» папку, а тот придурок тебе растрепал…
— Именно, — согласилась она, шаря взглядом по полу. Драко проработал с ней семь месяцев и знал, когда ей в голову приходит какая-нибудь идея. — Вот тебе еще причина меня отпустить, Малфой. Когда поймут, что я исчезла — уже поняли, поверь, — обыщут мою квартиру. Правда думаешь, Гарри с Роном не сведут концы с концами?
Драко притих, сморщил лоб. Вроде бы она говорила, что уже сдала папку в архив. Говорила ведь? Или речь шла о другом? Почему он раньше не волновался? Из памяти что-то стиралось. Сложив руки на груди и приподняв бровь, Грейнджер ясно давала понять, что думает о его мозгах. Драко так вперился в нее взглядом, что дернулся глаз.
— Врешь.
— Как скажешь, — развеселилась она, но пришел его черед ухмыляться.
— Если бы ты по-настоящему верила, что тебя найдут, не призналась бы. Не захотела бы сбегать. Дождалась бы помощи, освободилась, а меня упекла в тюрьму. Не оставила бы мне возможность свалить, пока сама бегаешь за Поттером с Уизли — это если я тебя отпустил бы. И ты прекрасно это знаешь.
Потемнев лицом, Грейнджер ссутулилась. Поняла, что загнала себя в угол. И, судя по всему, жалела, что не подумала лучше, иначе бы не проговорилась. Драко впору было радоваться, глядя на поверженную Грейнджер, но он ощущал себя не в своей тарелке. Поверженная Грейнджер почему-то не вписывалась в картину мира, хотя подталкивать ее к поражению и было забавно.
Фыркнув, Драко встряхнул головой и шагнул назад в спальню.
— Ты уйдешь, только если я разрешу — а такого не предвидится. Не замолкнешь — последствия не заставят себя ждать. Мне не нравится, что ты здесь, Грейнджер, но эту проблему можно решить. Не буди меня больше.
Угрозы — самое действенное средство.
— Мал…
— Иди спать, — кивнул в другой конец зала. — Ешь, строй козни, да что угодно. Только… отвали.
Он не мог представить, как смотрит ей в лицо, поэтому захлопнул дверь и, повернув замок, прислонился лбом к деревянной поверхности.
С.
Поступление в Хогвартс радовало и нагоняло ужаса. Он без сожалений покидал Уилтшир, чтобы вместе с друзьями пойти в Школу и попробовать новое и интересное. И все же без поддержки отца и матери за плечом было не по себе. Тревожили ожидания, будущие соседи по спальне, самостоятельность, грязнокровки.
От Распределяющей шляпы зависела вся жизнь. Он обязан был попасть на Слизерин: отец, семья, друзья — все этого ждали. Когда та выкрикнула правильный факультет, на него нахлынуло ошеломляющее чувство облегчения и превосходства.
Много, много позже он гадал, что бы вышло, попади он на Когтевран или Гриффиндор — Пуффендуй даже не рассматривался. Вспоминал сущие мелочи, впоследствии оказавшие значительное влияние на жизнь, удивляясь, как такие пустяки меняют поворот событий. Но в глубине души он всегда был благодарен судьбе за то, что попал на Слизерин. Он многому научился на факультете и у сокурсников, и те знания в итоге не раз спасли ему жизнь.
Затылок Грейнджер звучно поздоровался со стеной, и дыхание сбилось, когда Драко на нее навалился. Грейнджер отдернула руку, а затем ударила, попав ему по зубам, губам, подбородку, но ни саднящий след, ни давящие на десны пальцы его не сбили.
Он рыкнул и рывком припечатал ее обратно, с силой зафиксировав вторую руку над головой, и сжимал ей запястье, перекатывая хрящи и сдавливая вены, пока она не заскулила от боли. Под пальцами бешено бился пульс. Драко тряхнул Грейнджер так, что ее рука дважды по инерции отскочила от стены и клацнули зубы. Вилка выпала и зазвенела по полу. Драко шумно выдохнул, сдув с ее глаз кудряшки.
Она попыталась вывернуться, пнуть его в лодыжку, в голень, но едва могла и пальцем пошевелить. Драко крепко прижимал ее всем телом, почти не шевелясь, так что даже дышать выходило с трудом. Слишком вплотную, слишком тесно — от личного пространства и границ не осталось и следа. Интимно, близко — над Грейнджер, пришпиленной его телом к стене, все равно что надругались. Надругались, обнажили, напугали. Драко увидел все эти эмоции, когда она подняла взгляд, обдав судорожным выдохом щеку.
— Ты серьезно надеялась заколоть меня вилкой? — оскалился он, и злость прорвалась наружу.
— Не собиралась я тебя убивать, — огрызнулась она, безуспешно дернув руками вниз, но Драко лишь сильнее прижал их к стене.
Он ощущал себя каменной лавиной: жесткой, злой, летящей вниз. В крови бурлил адреналин, вызывая покалывания на коже. Драко разбирал такой гнев, что его трясло, и Грейнджер чувствовала это, вжимаясь в стену, как будто могла просочиться сквозь. Вид у него был дикий. Горящим взглядом из-под блондинистой челки он отслеживал малейшие изменения в выражении ее лица. Злость была другом, за которого он цеплялся. Она затмила собой все остальное или же обратила в свою пользу, доведя до звериной ярости. Последняя ниточка к здравомыслию была разорвана, и он освободился от оков. Облизнул трещинку на губе, зарычав от привкуса крови.
— Ты прыгнула на меня со спины и целила в горло, — осклабившись, прошипел Драко сквозь зубы.
— Чтобы ты снял чары, а не умер! — Грейнджер смотрела так, словно он рехнулся, чем лишь разжигала ненависть. Хотелось вырвать ей глаза, а потом впихнуть в свою шкуру, чтобы прочувствовала. Прочувствовала, каково это — лажать.
— Конечно, просто исцарапала бы столовым серебром.
— Я бы тебя не порезала! Ты же знаешь, я!..
— Люди не приставляют острые предметы к чужому горлу просто та…
— Я просто… Мне надо было что-то сделать, чтобы ты меня выпустил! Я не стала бы тебя закалывать! — Драко уставился на нее в упор, до жжения в глазах: Грейнджер раскраснелась и стояла чуть не плача. — Не навечно же ты меня здесь запрешь.
— Я свалю, — отрезал он. — Все равно придется уходить. Но до тех пор, хоть планируй убийство, хоть…
— Сказала же…
— …ты останешься здесь. Смирись, Грейнджер. Смирись или, клянусь, я…
— Да сколько же можно? — заорала она, дернула руками, пихая его локтями, и вскинула колено.
Этого он и дожидался. Жаждал увидеть сопротивление, пока не утихла клокочущая ярость. «Давай, Грейнджер».
— Узнаешь сколько, если я тебя не придушу!
— Я не собираюсь…
— Сколько раз еще…
— Что? Год? Два? Пока тебя не перестанут искать, а ты не переберешься в дом, который уже проверили? Да…
— Если ты меня доведешь, всегда есть план Б, — предостерег Драко. Убить он ее не убьет. Был бы это настоящий план, он бы уже с ней разделался, если бы вообще верил, что на это способен.
— Да что с тобой? — прошептала Грейнджер, зло сверкнув глазами. Его собственный гнев сменялся чем-то еще. Чем-то, что выбивало воздух из легких. — Ладно четыре года назад, но сейчас… Я думала, ты чему-то да научился. Думала, ты повзрослел и исправился. Изменился. Вел нормальную жизнь, не портил ее никому другому. Видимо, я ошиблась. Видимо, Малфои меняются лишь на публике и в зависимости от окружения.