Он не смог убить Грейнджер. Даже обезумев и оттого испугавшись, отринув здравый смысл, не смог. Даже при ее полной беззащитности. Дело могло быть в том, что она была знакомой и они выстроили… некие отношения во время работы в Министерстве. Своеобразный мост над прошлым, на котором теперь без возражений сходились. Но ему нужно было верить в нечто большее. Весь смысл крылся гораздо глубже: может ли он убить. Он не мог.
Тогда какого, крак, черта, крак, он, крак, помнил, крак, что убил, крак, того мужчину? Крак, крак, крак.
Грейнджер не прекращала беситься. Еще сильнее выходила из себя, когда Драко пытался оправдаться каким-то нападением с вилкой, которое она без конца поминала. «Это было ради свободы!» — прокричала она. «А если я — тоже ради свободы?» — спросил он, и Грейнджер примолкла, а потом сказала, что иногда он ее пугает. Было время, когда такое признание обрадовало бы, но теперь — проморозило. Он и сам себя пугал.
Теперь Грейнджер смотрела на него с еще большим разочарованием. Не было у нее никакого права так смотреть. Драко гадал, что бы случилось, не остановись он, но голова от этих мыслей грозила взорваться, и он напоминал себе, что остановился, — и важным было именно это. Он не был убийцей. Не был. Просто нужно было выяснить, какого же фига случилось на той аллее, пока у него окончательно не помутился рассудок. Пока воспоминания не ускользнули, оставив после себя пустоту.
Взгляд Грейнджер Драко чувствовал кожей. Он поднял голову: в окне спальни за заляпанным стеклом белело лицо Грейнджер, не оставляющее в покое ни дом, ни его жизнь. Он обливался потом, был босиком и без перчаток. На руках чувствовались волдыри. Волдыри и ссадины.
Крак, крак, крак.
С.
На пятом курсе жизнь была прекрасна. Он стал старостой и членом Инспекционной дружины. Поттер, Грейнджер, Уизли и остальные отбывали наказания, а слизеринцы наконец-то стали лучшими учениками школы, где и были на своем месте. Драко отведал вкус власти; та была у него в крови — чистой, чистой крови.
В спальне и кабинете он прикрепил к двери календарь. Вычеркивал дни, оставляя себе записки: 12: Грейнджер подпалила одеяло, чуть не сожгла дом, кричала притащить воды. 13: Грейнджер растратила всю воду. 14: Снова. 15: Купил Г одеяло, грязное, 16: Г сперла все ручки. Каждый забытый день отмечался звездочкой. Пока такой был лишь один, или же и здесь память подвела.
В супермаркете Драко закупился склянками: лишь бы было где хранить воспоминания. И захватил кое-что для Грейнджер. Запись гласила, что он перед ней извинился. 9: Извинение. Решительно проигнорированное. А вот ее реакция неплохо припоминалась. Однако лучшее, что он мог сделать, это купить парочку вещей и заработать мигрень, создав портключ и уменьшив пакеты. Банные принадлежности с цветочными этикетками, маска для разглаживания волос, три расчески, зубная щетка, одежда. Пережил страшные мгновения перед полкой с предметами женской гигиены и три унизительных — в очереди. Они не виделись четыре дня, и Драко оставил покупки перед ее дверью.
Остальное время уходило на сохранение воспоминаний. Он почти жил в кабинете, стараясь вспомнить все, и иногда засыпал в кресле. За двадцать два года накопилось множество событий. И множество стерлось под гнетом проклятия и времени. В его жизни было много хороших моментов, но до них трудно было докопаться — даже до того происшествия. С течением времени они потерялись, подсознание сочло их пустышками, неприметными вехами, какими бы важными они ни казались в то время. Как будто три четверти жизни упокоились в забвении, а Драко растратил ее впустую.
Он старался умалить значение происходящего, но иногда грудь кольцами сжимал страх. Потеряв воспоминания, потеряет ли он свою личность? Или же опыт памяти перейдет в другую часть мозга, меняя индивидуальность? Ведь он не помнил, как учился ходить, но это знание стало само собой разумеющимся. Язык при разговоре не заплетался, и не приходилось думать, как говорят родители, как шевелят губами учителя. Драко не думал о технике полета, о воспоминаниях на метле — просто летал. А кроме того: что будет с его «я»? С его вспыльчивостью, проявляющейся на раз, если он забудет все, что ее вызывает? Если даже не будет знать о ней.
Может, его «я» хранилось где-то еще, душа, неосязаемая, пряталась внутри. Может, оставалась надежда, что ему удастся за что-нибудь зацепиться, даже если другие способы подведут. Даже если не выйдет вернуть в сознание выдернутые воспоминания.
Драко продолжал их доставать, вытаскивая отрезки жизни, чтобы никто их не украл. Продолжал превозмогать боль, что возникала из-за сосредоточенности, и с каждой выставленной на полку склянкой ощущал, как возвращает себе контроль. Он не проиграет окончательно: все в его руках. Проклятие не победит. Он не уступит.
М.
Отца арестовали и отправили в Азкабан. Злость, сожаление, печаль, страх — его кружил водоворот эмоций. Но больше всего впервые в жизни Драко чувствовал себя потерянным.
Грейнджер замялась, заслышав его шаги. Почти что справилась с собой, продолжив идти, но Драко заметил и короткую паузу, и пальцы, дернувшиеся за отсутствующей палочкой, услышал вдох через зубы. Наверняка убеждала себя успокоиться, как делала в офисе, когда что-то оборачивалось проблемами. Или обманывалась тем, что это потревоживший кровлю порыв ветра, или он на улице наступил на ветку, или с дерева кто-то спрыгнул, — лишь бы вести себя непринужденно. Надолго ее никогда не хватало. Грейнджер была слишком пылкой, ей не всегда удавалось взять чувства под контроль, как бы она ни утверждала обратное.
Винить ее за нервозность было сложно. Прошлое вторжение не закончилось для нее хорошо. Драко не решил пока, закончилось ли оно хорошо для него. Этот раз, впрочем, выходил другим: в спальне, помимо календаря, не было ничего говорящего. Он потянулся к двери, толкнул пальцами, и та отворилась, стукнув о стену. Грейнджер с напряженными плечами подобрала с пола три книги — почитать или защититься, как знать — и тут же развернулась навстречу.
Ахнула и отпрыгнула, рассыпав книги. Отошла на шаг, прижав к груди руки, круглыми глазами глядя на Драко, чей взгляд не дрогнул.
— Господи.
Он посмотрел на нее недоверчиво: на театральщину не клюнет и не поверит, будто она сразу не заметила его присутствия. Только когда ее взгляд обшарил его лицо, до Драко дошло. Он не мылся два дня, одежда помялась, на голове было черт-те что, а щетина отрастала больше недели. Никто ни разу не заставал его в таком виде, и внезапно его одолели подростковое смущение и стыд. Кончики ушей покраснели, на скулах проступил румянец, и Драко пригладил волосы. Откашлялся, встретил ее взгляд и прикинулся, что выглядеть так — совершенно в порядке вещей, а если кто не согласен, то сам идиот.
Грейнджер глянула на него неуверенно и наклонилась за книгами, неотрывно следя за его ногами. Драко приподнял бровь: Грейнджер слепо шарила по полу, но все-таки отвернулась найти последнюю книгу.
— Я… — она кашлянула, выпрямилась, притиснула книги к груди. — Хотела позаимствовать парочку. Мне нечего делать.
— Ладно. Больше сюда не заходи.
Она пялилась на помятую одежду, будто видела впервые. И это человек, который тусовался с Уизли.
— Тебя не было. Спросить не у кого.
Завуалированный вопрос он пропустил мимо ушей и, шагнув внутрь, схватил ее за руку. Потянул Грейнджер вперед и за себя, та одарила его оскорбленным взглядом. Выдернула руку из слабой хватки и фыркнула.
— Не распускай руки.
— Не распускаю.
— Распускаешь.