Она машет сжатым кулаком, пока Драко не вытягивает руку, и в ладонь ему падают металлические штуки.
— Крючки надо вкрутить с двух сторон. Потом прицепим занавеску к карнизу и подвесим на крючки. Я думала еще насчет тех… — Грейнджер крутит в воздухе пальцем, — …крючков по бокам. Ну знаешь, за которые… — она собирает штору и, отведя в одну сторону, выжидательно смотрит на Драко, но, не встретив ни проблеска понимания, вздыхает.
— Зачем нам шторы, если мы вообще не заходим в эту комнату? — в его тоне сквозит недоумение. Драко не полностью уверен, что комната всегда пустует, но раз уж весь дом обставлен, а здесь стоит лишь кресло, то его предположение верно.
Грейнджер бросает занавески на стоящий в углу стул и, подбоченившись, рассматривает зеленые стены.
— Потому что ты сюда заходишь. Это часть дома. Вот — отвертка.
Он пялится на инструмент, на Грейнджер, но все-таки забирает. Поворачивается к окну, прислоняя жердь к стене. Раскрывает ладонь и разглядывает содержимое. Оттянув языком щеку, убирает половину железяк в карман. Как только Драко прижимает крючок к стене, встревает Грейнджер:
— Чуть выше.
Он недовольно фыркает и сдвигает деталь выше.
— Ниже.
Стиснув зубы, Драко оборачивается, встречая ее невинный взгляд.
— Ты хочешь повесить шторы или тебе просто нравится меня доставать?
Сжав губы, Грейнджер отворачивается.
— Если делаешь что-то, то делай правильно.
— Тогда, может… — при звуке грома она испуганно подпрыгивает, и Драко не сдерживает смешка. — Боишься грозы?
— Нет. Просто не ожидала. Дом как будто сейчас рухнет.
Драко хмурится, глядя на зажатую меж пальцев отвертку.
— Он не настолько древний.
— Да, держится неплохо. Хоть и покосился.
— Да ладно, — бормочет он, отвлекшись.
— Будешь спорить со всем, что я скажу? Ты как попугай.
Драко замирает, глядя в окно, будто там, за ним, Грейнджер парит на попугаичих крыльях, затем медленно поворачивает к ней голову.
— Попугаи соглашаются, а не спорят.
— Нет. Я про тех, которые повторяют за тобой, лишь бы довести…
— А, так против тебя восстают птицы, — он едва прячет усмешку.
— Ты-то думаешь, ух ты, говорящая птичка, — вещает Грейнджер, проигнорировав его слова. — Как здорово. Я смогу поговорить с птицей — ведь если она болтает, если подхватывает твои слова, значит, сумеет поддержать разговор. А потом ты слышишь что-нибудь вроде «Полли хочет крекер» или «отвали».
— Ага, — Драко разворачивается к ней лицом, совершенно позабыв о крючке.
— Так вот: тебе интересно поболтать с птицей, ты здороваешься, а она говорит: «Полли хочет крекер». Ой, ты хочешь есть? «Отвали». Это невежливо. «Отвали». Вот поэтому ты и голодная. «Полли хочет крекер». И тут тебе становится стыдно, ведь даже если птица злая, есть-то ей все равно хочется…
— Грейнджер, — Драко разглядывает ее, нахмурив брови и скривив рот. — Ты обкурилась? Замолкни уже.
— Видишь! Раздражает! О чем я и говорила. — По совершенно необъяснимой причине вид у нее донельзя самодовольный. — Короткие ответы, в которых никакого смыс…
Он хватает ее за плечо и наклоняется ближе.
— Понимаю, тебя когда-то до смерти оскорбила птица. Боль, которую ты пережила от крыла того попугая, невыносима. — Сверкнув глазами, Грейнджер раздувает ноздри — Драко давится смехом. — Но эта ситуация скорее говорит о твоем уме или же о прискорбном отсутствии личной жизни и друзей. Раз уж ты заинтересовалась общением с птицей.
Она пихает его в плечо, и он не выдерживает — хохочет, сотрясаясь всем телом.
— Дурак! Это просто пример!
— Попробуй открыться своему попугаю. Терапия…
— Я тебе покажу терапию, — рычит она, снова его толкая. Драко едва шевелится — в ее действиях не хватает настоящей злости. Смех стихает, он качает головой, видя, как краснота с ее щек расползается, доходя до кончиков ушей. — А я-то думал, у меня с мозгами…
— Давай уже займемся занавесками. По-моему, крючки надо прицепить вот сюда… — Грейнджер обходит его, явно сконфуженная. Прижимает ладонь к стеклу — то запотевает — и поднимается на носочках. — Сюда. Прямо над пальцем.
Она опускается на пятки и сердито оглядывается через плечо. Драко, приподняв брови, встает у нее за спиной и кивает. Грейнджер опять вытягивается, и он прижимает крючок точно над ее напряженным пальцем.
— Найдешь еще пару попугаев — и сможешь взлететь…
Ее локоть задевает его бок.
— Или просто ударю локтем так, что ты выдохнешь весь воздух и приподнимешь меня до нужной отметки.
Он откашливается:
— Вот уж вряд ли. Это знакомые птички тебе расска…
Грейнджер резко двигает локтем — слышится хруст, — а Драко отпрыгивает. Он победно улыбается, она прижимает руку к себе и смотрит с обидой.
— Бо-ольно.
Склонив голову, Драко цокает языком.
— Льда? Врача? — Ее гадкие пальцы тут же щипают его за бок. — Твою мать! — и он отскакивает от нее. Бросает возмущенный взгляд, потирая пострадавшее место, а Грейнджер милейше улыбается. Чем нагло врет.
— Ой, бедняжка Драко. Повязку? Мазь, обезболивающее? Поцеловать, где бо-бо?
— Тащишься от боли, Грейнджер?
Краснея, она закатывает глаза.
— Это материнская присказка. — Драко с отвращением кривится, и Грейнджер торопится закрыть его рот ладонью. — Я тебя ударю.
Он пытается пройтись по ее любви к насилию, но вряд ли она разбирает что-то помимо неясного бормотания и взгляда, которым Драко окидывает ее с головы до ног. Грейнджер стоит с неодобрительным видом, но на ее губах заметен намек на улыбку.
— Занавески, — напоминает она. Крепче прижимает к его рту ладонь и имитирует кивок. — Конечно, — тянет она и от выпада его языка отдергивает руку, отчего Драко низко смеется. — По-злодейски!
Грейнджер тычет в его направлении пальцем.
— Потому что лизнул тебя? — он бы назвал это другим словом. Коварным, возможно. В зависимости от места приложения.
— Смех. Смех был точно злодейским, — спорит она и, когда Драко ухмыляется, снова на него указывает. — И вот опять.
— Маниакальным, может, — он пожимает плечом; бушующая снаружи гроза отбрасывает на ее лицо тускло-синие блики. — И не обяза…
— По меньшей мере дьявольским. — Голос у Грейнджер звучит странно, будто дыхание перехватило.
— Назови хоть сотню синонимов, спор ты этим не выиграешь.
Поджав губы, она обращает лицо к окну, по которому стекают потоки дождя.
— Занавески. За дело. Скоро стемнеет.
— У нас же есть свечки?
Грейнджер неразборчиво бормочет и, схватив прислоненную к стене жердь, направляется в угол комнаты к стулу. Хмыкнув, Драко разглядывает шуруп с отверткой и возвращается к окну. Приставляет крючок к месту, которое выбрала Грейнджер, подносит шуруп. После седьмого оборота стонет — кончик едва входит в стену — и ругается, когда отвертка соскальзывает с насечек.
Замирает, заслышав за спиной звук, почти что заглушенный стуком дождя по стеклу и крыше. Драко медленно поворачивает голову, ища глазами Грейнджер.
— И что это было?
— Что было что?
Он с любопытством ее оглядывает, уголки его губ чуть подрагивают в усмешке.
— Ты засмеялась или подавилась?
— Я тренировала твой злодейский смех, — отрезает Грейнджер. — Теперь ты знаешь, как по-дурацки он звучит, — она поднимает жердь с нацепленной на нее занавеской, и Драко смеется.
— Ненормальная.
— Да, но при этом самая нормальная из присутствующих, так что задумайся.
— П-ф.
— П-ф.
И.
Драко тяжело выдыхает, глядя на перекинутую через него руку с синеватыми венками. Ведет взглядом по прядям, разметавшимся по его груди, и дальше к копне кудрей у плеча, за которыми едва виднеется лицо Грейнджер. Она обдает дыханием его плечо, под ладонью поднимается и опадает ее живот. Протянув руку, Драко пальцем поглаживает ее запястье, проверяя, такая ли мягкая ее кожа, как кажется на вид. Из-под массы волос и его плеча можно различить лишь линию ее носа, но и так ясно, что Грейнджер еще спит.