— Это ты, — раздалось у меня за спиной.
Я даже подпрыгнула от неожиданности. Из стеклянных дверей, что вели в сад, лился свет и очерчивал крупный мужской силуэт.
Тамлин. На нем была воинская одежда с глубоким вырезом, открывавшая верхнюю часть его загорелого мускулистого тела. В перевязи я увидела рукоятки трех простых ножей. Каждый — достаточно длинный. Я представила, как лезвие такого ножа втыкается мне в живот, и поморщилась. «Можно подумать, что когти лучше», — заметил мне здравый смысл. Светлые волосы Тамлина были убраны назад, обнажая заостренные уши. Как и вчера, его лицо закрывала странная маска.
— Куда ты направлялась? — хмуро спросил Тамлин.
Может, он успел забыть мое имя?
Разглядывая картину, я присела на корточки. Только сейчас у меня хватило силы выпрямиться.
— Доброе утро, — сухо произнесла я.
Все-таки мое приветствие звучало лучше, чем угрюмое «это ты».
— Вчера ты говорил, что я могу проводить время, как мне понравится. Оказывается, я под домашним арестом.
Он выпятил челюсть:
— С чего ты взяла?
Чувствовалось, ему не хочется говорить со мной. Ему неприятно даже от того, что он наткнулся на меня в коридоре. Но я не могла отвести глаз от его мужской, сильной красоты. Этот сильный подбородок, эта гладкая, упругая, загорелая кожа золотистого цвета. Наверное, если с него снять маску, я увижу обаятельное лицо.
Сообразив, что я не собираюсь отвечать на вопрос, Тамлин оскалил зубы. Посчитаем это попыткой улыбнуться, — подумала я, а он спросил:
— Хочешь прогуляться?
— Нет, спасибо, — ответила я, сознавая всю неуклюжесть своих движений.
Я попыталась обойти Тамлина, но он загородил мне путь.
— Я целое утро просидел внутри. Мне необходимо выйти на свежий воздух, — сказал он.
Мне вспомнились его вчерашние слова: «Твое присутствие никак не скажется на моем поместье».
— Здесь даже внутри легко дышится. — Я пыталась незаметно обойти Тамлина. — Ты очень любезен.
Я старалась, чтобы мои слова звучали искренне.
Его улыбку я бы не назвала приятной. Похоже, Тамлин не привык слышать отказы.
— Ты меня по-прежнему боишься? — спросил он.
— Нет, — тихо ответила я и прошла через стеклянные двери.
Вначале я услышала негромкое рычание, потом слова:
— Фейра, я не собираюсь тебя убивать. Я не нарушаю обещаний.
Я обернулась через плечо, едва не споткнувшись на ступеньках лестницы. Тамлин казался мне древней статуей, высеченной из того же камня, что и стены его поместья.
— Можно причинить вред и не убивая! — крикнула я. — Чем не лазейка? Ласэн вполне может воспользоваться ею. Да и другие тоже.
— Всем приказано тебя пальцем не трогать.
— Однако меня накрепко заперли в твоем мире. Меня наказали за нарушение правила, о котором я даже не подозревала. Начать с того — почему твой друг оказался в лесу? Я думала, Соглашение запрещает вам вторгаться в наши земли.
Тамлин молча смотрел на меня. Быть может, я зашла слишком далеко, забросав его вопросами. Но я же спрашивала не из праздного любопытства. Это он способен понять?
— Соглашение запрещает нам только одно — порабощать вас, — тихо произнес Тамлин. — Стена — не более чем досадная помеха. Если бы мы захотели, разрушили бы ее, вошли бы на ваши земли и перебили бы всех вас.
У меня кровь заледенела. Возможно, мне суждено навсегда остаться в Притиании, но моя семья…
— Вы всерьез собираетесь разрушить Стену?
Тамлин оглядел меня с ног до головы, словно решая, достойна ли я его объяснений.
— Меня совершенно не интересуют земли смертных. Но говорить от имени всего народа фэ я не могу.
И опять это не было ответом на вопрос.
— Тогда что твой друг делал в наших лесах?
Тамлин замер. Он сделал это с таким изяществом, что мне стало завидно. А я-то считала, что здорово умею застывать на месте.
— В наших землях… появилась болезнь. Ею охвачена вся Притиания. Со времени ее появления прошло без малого полсотни лет. Потому здесь так пусто: и в доме, и окрест. Большинство жителей… покинуло нас.
Он говорил медленно, словно ему было тяжело рассказывать об этом смертной девчонке.
— Недуг распространяется медленно, но он сильно повлиял на… нашу магию. Мои магические способности уменьшились. Эти маски, — он постучал по своей, — жестокое напоминание о первом всплеске болезни. Она поразила нас сорок девять лет назад, во время маскарада. С тех пор маски приросли к нашим лицам и мы не можем их снять.