Затем он смеётся и качает головой, словно я такая дурочка, и он хватает меня на руки, и что-то жалит меня в бедро как пчела, и его крылья раскрываются, мощно хлопая по воздуху, и внезапно мы летим, паря над хребтом и ущельем; много миль он хлопает своими огромными крыльями, неся меня на руках.
Затем мы прорываемся через какой-то фасад и он опускает нас на хребет, украшенный сотнями квадратных приподнятых платформ сине-чёрного льда, выступающего над землёй, и от этого вида у меня с конвульсивной дрожью зарождается мысль о человеческом кладбище, хотя на надгробных камнях нет никаких маркеров.
Во всех книгах Библиотеки я ни разу не натыкалась на упоминание такого места в тюрьме.
— Я держал его скрытым. Это кладбище. Фейри, — говорит он. — Моих врагов, — он пожимает плечами. — Немногих друзей, которые встали на моём пути. Теперь ты можешь вернуть себе истинный облик, Лирика, — он ставит меня на ноги.
Я наконец-то вольна измениться, быть той, кто я есть на самом деле, и стоя ровно там, где он меня поставил, не сдвигаясь ни на дюйм, я с ужасом обнаруживаю, что уже слишком поздно.
Я не могу пошевелиться. Вообще.
Что он сделал со мной? Как он это сделал?
Жалящее ощущение в моём бедре… мой отец отравил меня?
Он вздыхает.
— Я забыл, что слишком большая доза этого зелья оказывает парализующий эффект. Возможно, я перестарался, но это для того, чтобы помочь тебе заснуть, сделать всё это менее тревожным для тебя. Я не могу удостовериться, что ты проспишь до конца, потому что для этого потребуются дополнительные дозы, и как видишь (или не видишь, потому что сейчас ты не можешь повернуть голову), ты будешь вне пределов моей досягаемости, и я не вернусь. Это прощание, моя дорогая. Есть и хорошие новости — поскольку половина тебя от Светлого Двора, ты протянешь вдвое меньше твоей матери. Может, месяц по смертному времени. Это недолго, Лирика. Буквально мгновение для таких как мы, — он подхватывает меня, немую деревянную куклу, и несёт к одной из платформ. Он кладёт моё застывшее тело на глыбу льда и начинает бормотать слова заклинания.
Я чувствую, как моё тело начинает изменяться, мои чары ускользают, когда он лишает меня лица и тела Мак, открывая мой истинный облик.
Когда всё готово, он смотрит вниз, и я слишком ясно вижу, что он думает при взгляде на меня. Разочарование и презрение мерцают в его звёздных глазах.
Из-за того, как я выгляжу. И не более.
Я плачу, но слёзы не катятся. Не из-за того, что он думает обо мне, а потому что мне отказано в простом удовольствии в последний раз расправить мои великолепные крылья. Или хоть почувствовать их.
Теперь я в бодрствующем стазисе и, по его словам, скоро засну.
После этого, если я понимаю правильно, я умру. Бодрствующая под конец.
«Почему?» — думаю я как можно громче.
— Ты полукровка, — говорит он. — Я не этого хотел. Ты должна была стать первой из моей тайной армии, спрятанной среди Светлого Двора, но со дня своего рождения ты была ходячей, бесконечно приставучей, плачущей и голодной обузой. Твоя мать лежит в гробу слева от тебя. Давным-давно, в день, когда я похоронил её, я принёс тебя с нами. Я едва не похоронил тебя в тот же день, но передумал. Я даровал тебе жизнь, Лирика. Я породил тебя. Я разрешил тебе жить. Думая обо мне, помни об этом. Я мог утопить тебя при рождении как нежеланную дворняжку. Когда принцесса увидела, что она носила в себе, ах, моя уродливая нежеланная Лирика, она кричала и кричала, отрекаясь от тебя, угрожая разоблачить меня. Я чарами замаскировал себя под её любовника, видишь ли. Она считала меня Видимым. Она не догадывалась о существовании Невидимых. Я думал, что ты будешь всего лишь более тёмной версией фейри Светлого Двора, но ты получилась такой совершенно неправильной, что выдавала существование нашего двора. В сам момент своего появления на свет ты предала меня.
«Но теперь они давно мертвы. И всё же ты никогда не выпускал меня. Почему?»
— Полукровка, — говорит он, пожимая плечами и прищуривая глаза от неприязни. — Вселенная пометила тебя как уродство. Она также знала, что ты никогда не должна была появиться на свет. Ты никогда не будешь принята. Для тебя нет места. Ни один фейри не посмотрит на тебя, не видя в тебе врага своего двора. У тебя нигде не будет дома. Я защитил тебя от их презрения и варварства. В день, когда я похоронил твою мать, я пообещал, что дам тебе два проявления доброты. Я дам тебе жизнь, причём замечательную жизнь с твоими книгами. Затем я приведу тебя домой, когда придёт время. И время пришло. Тебе нет места в моём новом мире. Тебе место здесь, рядом с твоей матерью. Ты наконец-то можешь покоиться с миром.