Но я не делаю этого, потому что теперь он материален, и у меня отвисла челюсть.
И я огорошена.
Ошеломлена.
Опешила.
Остолбенела.
Даже онемела.
Видимо, я сплошная буква О.
И король Невидимых бросает в меня ещё одну О.
— Отныне и всегда, Звёздная пылинка, — говорит Риодан с улыбкой.
Глава 52
Моя любовь, моя жизнь[68]
Мак
Я сижу на стуле возле кровати папы, держа его за руку и наблюдая, как его грудь с трудом приподнимается и опадает от дыхания с присвистом.
Он продолжает то засыпать, то пробуждаться.
Я уже не сомневаюсь, что Песнь Созидания корректирует время, подстраивая его течение так, чтобы во всех мирах оно шло одинаково. Мои полтора дня в замке Крууса стоили мне почти такого же времени в Дублине.
Мой разум одновременно и бушует, и немеет.
Как только мы покинули подземное королевство Круса, я бросила последний взгляд на Бэрронса, стоящего рядом с Мазданом, затем понеслась в комнату своего отца.
Бэрронс понимает. Я не в состоянии переварить что-либо ещё. Я вся состою из эмоций; измождение и ошеломление, злость и облегчение, я наполнена благодарностью, пронизана горем.
У меня миллион вопросов, но им придётся подождать.
Вскоре после нашего возвращения Бэрронс убрал чары, поддерживающие моего отца в замершем состоянии. Мама сидит по другую сторону кровати, держит папу за свободную руку.
Бэрронс сказал, что по его мнению, моему отцу осталось от силы две недели.
В глубине души я рыдаю, но не позволяю слезам пролиться. Я не стану добавлять в эту комнату ни единой унции печали.
Мама сказала мне всё то же самое, что говорил папа в одном из тех моих ужасных кошмаров наяву:
— Милая, стены всё равно бы пали, вне зависимости от того, приехала бы ты в Ирландию или нет. Это случилось бы с тобой или без тебя, просто в каком-то другом воплощении. Это не твоя вина. Кто сказал, что мы не умерли бы годы назад? Не смей винить себя! Твой папа и я знали риски. Мы с тобой переживём это. Это не будет просто. Это выпотрошит нас обеих, но мы будем держаться друг за друга в скорби и вместе найдём свой путь. Я люблю тебя, Мак.
На что папа добавил, тяжело дыша:
— Детка, у меня была хорошая жизнь. И именно такие слова хочется сказать, когда смерть приходит к тебе, хоть в двадцать восемь, хоть в пятьдесят восемь. Если будешь винить себя за это, я буду преследовать тебя призраком, петуния. Ты моя прекрасная, идеальная маленькая девочка.
Теперь он спит. Их прощение и понимание сражает меня наповал. Я так сильно люблю их обоих.
— Почему тут два Бэрронса? — спрашивает Рейни Лейн.
Я смотрю на неё. Два Бэрронса. О Боже. И я не могу отличить их друг от друга. Это тревожит меня на слишком глубинных уровнях. Я говорю:
— Долгая история, и прежде чем рассказывать её, мне нужно получить больше ответов, — сидя здесь, я думала о том, как одурачить смерть, и я пока не знаю, где это, но клянусь Богом, я найду его. Я говорю тихим, торопливым голосом: — Мам, существует эликсир Невидимых…
— Твой отец его не выпьет.
— Но он не отнимает душу и эмоции, — пылко протестую я. — Он лишь…
— Сделает его бессмертным.
— Да, — решительно говорю я. — Ты тоже можешь его выпить!
Рейни встречается со мной взглядом, и её глаза блестят от непролитых слёз. Как и я, она отказывается добавлять их к скорби нашего бдения.
Мы с ней похожи. Мы обе улыбаемся до самого конца. Мы будем заверять Джека Лейна, что с нами всё будет в полном порядке. Потому что вот такая у меня мама, и я горячо горжусь ею. Она закалённая, собранная, элегантная. И именно такой они воспитывали меня. Лейны — солдаты, мы маршируем в разгар битвы и живём, пока другие гибнут, но мы не позволяем себе затеряться в горе, потому что если ты проживёшь долгую жизнь, смерть придёт, горе снова и снова будет проливаться на тебя, и единственный способ пережить его, оставаться живым, страстным созданием — это каждый раз платить цену боли. Больно будет всегда. Но пока ты способен страдать, ты ещё способен радоваться.
— Мы не хотим жить вечно, дорогая. Наша вера сильна. Он не рискнёт лишиться Рая, и я тоже.
Я беспокойно вскакиваю на ноги и осматриваюсь в поисках сама не знаю чего… сильного транквилизатора? Кто-то убрал паутины из комнаты. Слава небесам.
— Ты будешь давать эликсир Невидимых Видимым? — спрашивает отец, и я резко разворачиваюсь, хмурясь.
Я сжимаю руки в кулаки.
— Они сделали это с тобой!