У неё имелся клан.
Она была не чужой.
Зара наконец-то очутилась дома.
Хотя жители деревни были встревожены тем, что после стольких лет среди них она по-прежнему не желала говорить о своём прошлом (и не проявляла никакого желания обзавестись парой!), как это обычно бывает с людьми, обделёнными историей, они населили её таинственное молчание своими собственными конструкциями. Они говорили друг другу, что она перенесла ужасные страдания и, несмотря ни на что, победила. Они плели нити мифических зверей, всепоглощающей любви и сокрушительного предательства, рассказы о могущественных и непредсказуемых королях, войнах и невыразимой боли. Они держали пари, что у неё имелись шрамы, такие глубокие и жестокие, что они могли бы снова излить кровь сердца, и были словами, придающими форму и содержание отвратительным деяниям, стоящим за ними.
Они были правы во всех отношениях.
— Оук! Молчание — золото! — пискнула примостившаяся на шкафчике неподалёку Т'Мурра, угадав её мысли. Они стали неразделимыми, она и её подружка с ярким оперением. Лишь своей крылатой спутнице она доверяла тайны своего сердца.
— Возможно, не золото, но оно бесспорно безопаснее, — пробормотала Зара.
— Оук! Безопаснее! — согласилась Т'Мурра.
Прошлое было зелёным семенем, которое, если его удобрить слишком большим количеством разговоров и полить слишком большим количеством слёз, вырастало в густую чащу, что не давала семенам надежды из настоящего добраться до почвы и дать плоды.
Зара молчала так много веков, спрятанная в Белом Особняке, что и забыла, как говорить. Измученная одиночеством до предела, чувствуя себя прозрачной, как тень, она призраком бродила по тихим, пустым коридорам. Ожидая. Всегда ожидая.
Короля, который так и не пришёл.
В таком состоянии её нашёл Круус, принёсший фляжку, которую король не потрудился доставить лично.
Круус, её враг, великий обманщик, в то время стал долгожданным и желанным другом.
Затем, на протяжении новых бесчисленных тысячелетий было слишком много разговоров в пресыщенном, сложном, изменническом Дворе Фейри, которым она в итоге правила одну маленькую адскую вечность.
Её жизнь была долгой.
Но теперь уже нет.
Сидя со скрещенными ногами на тюфяке перед очагом, Зара изучала тыльную сторону своей руки в свете пламени и улыбалась.
Её кожа начала сморщиваться. Морщинки пролегли в уголках её глаз и рта, едва заметные линии избороздили лоб.
Желанные признаки смертности.
Но гораздо более волнующим было нежное сияние, исходившее от её смуглой кожи, окружавшее ореолом её тёмные волосы, деликатный блеск, который, как она когда-то верила, никогда больше не увидит — истинный оттенок её существа.
Как и Адам Блэк, фейри-принц Д'жай, который так очаровал её — тот, кто решил пожертвовать всем, даже своим бессмертием ради любви — Зара мерцала светом бессмертной души.
Это случилось почти два года назад, в ту ночь, когда она чуть не умерла, пытаясь исцелить отравленного ребёнка. Она использовала все имеющиеся в её распоряжении средства, все настойки, припарки и зелья, отчаянно пытаясь спасти маленькую девочку и дать ей шанс на короткую, но бесконечно яркую жизнь, на которую имеют право смертные. С больным сердцем, измученная, когда всё потерпело неудачу, Зара сделала единственное, что оставалось: она втянула яд в своё тело и легла, чтобы умереть вместо ребёнка.
Она была отчаянно больна на протяжении нескольких недель, слишком ослабевшая и лихорадившая, чтобы прокормить себя, полагалась на заботу жителей деревни, и, когда она, наконец, смогла снова встать над своим отражающим бассейном, сияние её души ни с чем невозможно было спутать.
Теперь каждое утро, просыпаясь, она чувствовала, как в её сердце разгорается глубинная, яростная радость.
Теперь, когда она гуляла по росистому лесу на рассвете, собирая травы и ароматные травы, она смеялась и плакала, танцевала и пела, и часто вставала на колени, чтобы воздать хвалу богам за то, что они вернули ей бесценную способность чувствовать.
Жизнь была невыносимо долгой лишь тогда, когда проживаешь её без сердца.