Подготовка и осуществление вторжения в Африку
Ход вандальского нашествия можно набросать несколькими мазками. Хотя варвары еще не до конца были убеждены в правильности африканского плана своего короля, они тем не менее охотно последовали за ним, после того как в 428 или 429 г. возникли новые военные осложнения со свевами и вестготами. Как показывают некоторые замечания писателей [74], оба этих народа скорее всего подстрекались к нападению равеннским правительством. Поначалу они не смогли оказать на вандалов сколь-нибудь сильного давления. Одна группа свевов, проникшая в начале 429 г. под руководством Гермигара через Бетику в провинцию Лузитания, потерпела поражение от Гейзериха под Эмеритой (Мерила); свевский вождь погиб. И все-таки Гейзерих теперь ускорил подготовку нашествия, осуществление которого могло быстрее всего избавить его от опасности стратегического окружения свевскими, вестготскими и западно-римскими войсками. В мае 429 г. король со всей массой вандалов и аланов, к которым присоединились отдельные иноплеменные группы, переправился из Юлии Традукта (Тарифа) в Африку [75]. В этом предприятии замечательную роль должен был сыграть вандальский флот, поначалу состоявший в основном из захваченных римских кораблей. Во всяком случае, вандальские переселенцы не отправились на кораблях в одну из центральных североафриканских гаваней; для этого флоту, пожалуй, не хватало мощности, а при использовании морских путей сообщения следовало считаться со штормами, мелями и внезапными нападениями. Таким образом, очевидно, имел место лишь довольно скромный морской переезд из Юлии Традукта в Тингис (Танжер), осуществленный, несомненно, с большим успехом. Ввиду технического несовершенства, которое – зачастую даже в отношении оружия – характерно для нападений племен эпохи Великого переселения, переезд в Марокко может уже сам по себе считаться действительно успешным предприятием. Очевидно, уже тогда Гейзерих показал себя умелым организатором, который смотря по обстоятельствам назначает способных руководителей. Прежде всего это относится, естественно, к марш-броску приблизительно на 2000 км от Тингиса к Карфагену, проведенному в кратчайшие сроки. Источники почти ничего не говорят об этом, однако факты безоговорочно позволяют сделать такой вывод. На этом марше, который, естественно, по возможности придерживался римской сети дорог и затронул ряд важных городов (Волубилис, Альтава [Ламорисьер, взятый между 14.8. и 1. 9. 429 г. ], Тасакора, Большой Порт, Картенна, Цезарея [Шершель], Икосий [Алжир], Ауция [Омаль], Ситифис [Сетиф], Цирта [Константина], Калама [Гельма], Тагаст [Сук Ахрас], Сикка Венерия [Эль Кеф], Тубурбо майус [Касбат]), речь шла о том, чтобы быстро и четко решить одновременно военные и организационные задачи. Около 15 000 воинов Гейзериха, по большей части кавалерийские формирования, лишь при временной поддержке флота должны были ускоренными темпами вести наступление в направлении Карфагена. Хотя они натолкнулись на римские войска только в восточной Мавритании или Нумидии, взятие городов все же представляло для них большие сложности. Они не везли с собой никаких осадных орудий и не имели ни малейших представлений об искусстве войны. Поэтому мы можем предположить, что в действительности они время от времени применяли определенные военные хитрости, как сообщает епископ поздневандальского периода Виктор из Виты :[76] они собирали население окрестностей и гнали его на города, чтобы продвигаться под прикрытием этого живого щита или же отравить местность вокруг укреплений трупами этих людей. Сходный образ действий засвидетельствован позднее у монголов Чингисхана. Наряду с этими наступательными задачами вандало-аланские воины должны были также обеспечивать безопасность собственного обоза, то есть эскортировать по меньшей мере 60 000 женщин, детей, рабов и перебежчиков вместе со скотом и транспортными средствами. О способе решения этой задачи нам ничего не известно. Я предполагаю, что по существу это предприятие тоже удалось, хотя и с достаточно высоким процентом потерь. Оказавшиеся из-за этого в убытке вандалы, разумеется, могли во всех отношениях возместить свои потери и в Нумидии или в проконсульской провинции. Как показывают некоторые проповеди Августина [77], без сомнения относящиеся к этому периоду, сразу же нашлось множество перебежчиков и коллаборационистов, которые не только радостно приветствовали смену политической власти, но и предавали в руки вандалов богатых и влиятельных граждан, которые затем выкупались за большие деньги. Рабы часто сбегали от своих хозяев и предавали их, надеясь получить свободу и благосостояние. По всей видимости, уже в первые годы этого вандальского нашествия прежний порядок ослаб или полностью исчез по всей Северной Африке: варвары, столь уступавшие в численном отношении, сумели употребить существовавшие в стране противоречия себе на пользу и достигли многих успехов, несомненно, скорее за счет демагогического использования социальных противоречий Северной Африки, чем благодаря своим военным достижениям. Конечно, на стороне вандалов наряду с многочисленными рабами и колонами сражалось и большинство донатистов и ариан, ожидавших от них прежде всего защиты, а также восстановления своего вероисповедания. Число «profiteurs de la guerre» (получивших выгоду от войны), о которых говорил еще П. Курсей [78], должно быть, было очень велико, в то время как количество стойких приверженцев Рима постоянно убывало.
Характерно, что ничего не говорится о сопротивлении вандалам со стороны населения страны. Крупные землевладельцы со своими вооруженными «buccellarii» и «saltuarii», часто укреплявшие свои владения, по всей видимости, полностью капитулировали перед нападением вандалов. Конечно, следует учитывать и то, что прежде всего в области к югу от Цирты многие землевладельцы пострадали от берберских набегов 427-429 гг. Может быть, у вандалов было много явных и тайных сторонников и в городах, так как быстрый захват таких крупных городов, как Цезарея, Икосий или Калама, выглядит довольно неожиданным. Во всяком случае, Цирта и Карфаген устояли перед набегами берберов; после взятия Карфагена вандалы летом 430 г. двинулись на Гиппон-Регий, вблизи которого против них выступил военный командующий Бонифаций. С остатками мобильных частей и со своими собственными телохранителями, которые, по всей видимости, играли решающую роль и в численном отношении, Бонифаций все-таки чувствовал, что не сможет на равных сражаться с вандалами на открытой местности. Возможно, он учитывал и возможность перехода своих войск, настроенных по большей части проариански (большинство вестготских федератов), на сторону вандалов, придерживавшихся также арианского вероисповедания. Таким образом, представляется разумным его решение защищать от вражеского войска Гиппон-Регий. Тем самым он выигрывал время и мог надеяться на возможную помощь восточно-римских войск. Бонифацию удалось оборонять важнейший портовый город Гиппон-Регий против вандалов на протяжении 14 месяцев (июнь 430 – июль 431 гг.). Еще в самом начале этой осады, принесшей большие потери обеим сторонам, умер Августин (28 августа 430 г.), в конечном итоге испытавший таким образом на самом себе бедствия переселения народов. Биограф Поссидий, рассказывая об этом, нашел особенно трогательные слова, уделив самой осаде лишь несколько предложений, хотя и был очевидцем событий (Vita Augustini, 28, 12f). После того как Бонифаций оставил Гиппон-Регий, Гейзерих сделал удобно расположенную и, по всей видимости, не слишком поврежденную крепость своей первой «резиденцией» на африканской земле. По крайней мере, присутствие вандальского населения в области Гиппона-Регия засвидетельствовано в надписи от 474 г. [79]