Выбрать главу

Говоря о духовной жизни во времена Трасамунда, следует назвать нескольких поэтов, таких как Луксорий, Флавий Феликс и Флорентин, которые выдвинулись прежде всего за счет мифологических спекуляций и хвалебных стихотворений, посвященных королю и его столице Карфагену. Из их утрированных описаний – как, впрочем, и из свидетельств ортодоксальной литературы – можно заключить, что во многих отношениях правление Трасамунда все еще было периодом расцвета вандальского государства. Несмотря на нападения мавров, процветали земледелие и ремесла, а Карфаген предоставлял вандалам широчайшие торговые возможности. Король любил роскошь и великолепие и охотно позволял поэтам воспевать себя в качестве строителя, например, роскошных бань. Даже в произведениях Фульгенция или в посвященной ему биографии Ферранда проскальзывает кое-что из этого внешнего блеска. Что парадоксально: эти труды богословского направления возникли отчасти именно благодаря условиям поздневандальской эпохи, а их написанию никто по меньшей мере не препятствовал. Интеллектуальный деспотизм Трасамунда все-таки не приводил ни к какой унификации взглядов, а «гарантировал» духовную свободу, по крайней мере в изгнании. Поэтому письма и другие сочинения Фульгенция ни в коем случае не касаются только проблемы вандальского арианства. Напротив, великий ученик Августина вмешивался в пелагианские споры и рассматривал проблемы, которыми интересовались и в Византийской империи; не случайно богословие Фульгенция повлияло также на схоластику [134].

Государство вандалов при Хильдерихе (523-530 гг.)

Наследником Трасамунда стал Хильдерих, сын Гунериха и Евдокии, дату рождения которого можно очень приблизительно отнести к периоду между 456 и 472 гг. От уже довольно пожилого, изнеженного и как по своему происхождению, так и по своим симпатиям находящегося под римским влиянием правителя, который встал во главе государства непосредственно после смерти Трасамунда 7 июня 523 г., вряд ли можно было ожидать проведения политики в подлинно вандальских интересах [135]. За свое восшествие на королевский престол он, очевидно, должен был благодарить только Трасамунда, неукоснительно следовавшего установленному Гейзерихом порядку наследования. И все же Трасамунд испытывал к своему наследнику определенное недоверие, из-за чего он взял у него клятвенное обязательство в качестве короля вандалов не поддерживать и не восстанавливать ортодоксальную веру. Порицаемый многочисленными источниками за свою нерешительность, но восхваляемый другими за мягкость и терпимость король – которого безмерно превозносит Житие Фульгенция, написанное Феррандом, в то время как Прокопий примечательным образом колеблется в своей оценке – обошел клятву, данную своему предшественнику, призвав обратно изгнанных ортодоксальных епископов еще до своего формального восшествия на трон, одновременно позволив назначить перевыборы в осиротевших епископствах [136]. Позитивное решение проблемы ортодоксальной церкви являлось, очевидно, личным желанием короля, но, вполне возможно, соответствовало также его внутриполитическому плану и его внешнеполитическим устремлениям, упиравшимся в тесное сотрудничество с Византией.

Ортодоксальная церковь, естественно, сразу же воспользовалась предоставившимися ей возможностями. Были вновь заняты многочисленные епископства, и уже в 523 г. только в Бизацене состоялись два поместных собора (в Юнке и Суфесе), в которых принимал участие и Фульгенций Руспийский. Ортодоксальная церковь была восстановлена также в имущественных правах, и 5 февраля 525 г. под председательством нового митрополита (Бонифация) в Карфагене даже состоялся общий африканский собор [137], в котором участвовали 61 епископ из Проконсульской Африки, Бизацены и Нумидии, а также из Мавритании и Триполитании. На первый взгляд удивляет незначительное число епископов – по сравнению с числом клириков (около 460), участвовавших в гораздо более опасных религиозных дискуссиях 484 г. Следует подчеркнуть, что, несмотря на благожелательное отношение Хильдериха, не все епископские кафедры были заняты вновь. И это не было решающим обстоятельством. Среди участников этого собора находились преимущественно епископы из Проконсульской Африки, в то время как Бизацена и Нумидия прислали лишь нескольких «наблюдателей»; появились также два триполитанских епископа, в то время как от обширной Мавритании присутствовал лишь один участник. Как объяснить это удивительное распределение, ведь следовало бы предположить, что по благожелательности Хильдериха все северо-африканские диоцезы или по крайней мере провинции скорее всего с благодарностью использовали бы возможность совместно устроить свои церковные дела? Акты собора показывают, что в то время, когда карфагенская и другие епископские кафедры оставались вакантными, между отдельными епископами и между епископами и аббатами возникали многочисленные споры по поводу разграничения сфер деятельности, для устранения которых требовались значительные усилия; основанием для иерархических преобразований были постановления собора 418 г., в котором принимал участие еще Августин. Этих старых установлений, однако, было недостаточно для решения многих новых проблем, которые зачастую были связаны с личными противоречиями руководителей церкви. Так, достоверно засвидетельствованы такие противоречия между митрополитом Бонифацием и бизаценским примасом Либератом; последний хотел доказать свою независимость от Карфагена и для этого «блокировал» большинством своих провинциальных клириков карфагенский собор. Вряд ли собор 525 г. мог рассчитывать на мавританских епископов, в столь большом количестве появившихся на «соборе» 484 г., так как вандальское влияние сохранилось только в нескольких прибрежных городах этой провинции; то же самое относится и к Нумидии, и удивления достойно уже то, что в Карфагене вообще появились четыре епископа из южной Нумидии, так как это могло произойти, собственно говоря, только с согласия соответствующих берберских князей, если не брать в расчет вандало-мавританское совладение в областях этих городов. Таким образом, собор 525 г. обнаруживает многочисленные парадоксы, два из которых кажутся особенно поразительными: 1. В ортодоксальной церкви, с трудом восстановленной в ее внешнем благосостоянии, тотчас обнаруживаются значительные внутренние противоречия. 2. Упадок вандальской мощи прямо и косвенно наносит вред ортодоксальной церкви, которая теперь располагает в Северной Африке крайне ограниченным «оперативным пространством». Эта взаимосвязь показательна, естественно, и в отношении вандальской политики.

И все же во многих аспектах тогдашняя африканская церковь вскоре вновь вступила в пору расцвета. Без сомнения, при этом большую роль сыграл авторитет испытанных и закаленных в изгнании епископов, и в особенности большой вклад в дело церковного преобразования, строительства монашества и развития современного богословия, несмотря на маргинальность своего статуса провинциального епископа, внес активно действовавший еще до 2 января 527 г. Фульгенций [138]. В арианстве, по всей видимости, уже почти не предпринимали никаких действий против Фульгенция и его «школы», хотя арианская реакция, несомненно, планировала новое наступление при следующем короле – Гелимере.

«Разрыв» с арианством, как мы можем назвать проортодоксальную религиозную политику Хильдериха, во всяком случае поначалу не повлек за собой никаких нежелательных последствий. Поэтому король считал новое внутриполитическое положение довольно стабильным и лишь пытался еще больше укрепить его с помощью изменения внешней политики. Говоря кратко, он отказался от союза с остготами и пошел на тесное сближение с Византийской империей Юстина и Юстиниана, вновь возвращающейся в лоно ортодоксальной церкви. Нет ничего необычного в том, что Хильдерих чеканил монету с изображением Юстина, принимая во внимание сходную практику некоторых его предшественников или королей других переселившихся народов. Однако и литературные источники считают его почти что клиентом Юстина или Юстиниана, причем они, естественно, имеют в виду его «римское» происхождение. Кроме многочисленных вандальских группировок (например, окружение Гелимера), кажется, провизантийской и проортодоксальной политике Хильдериха сопротивление оказывали также Амалафрида и ее готская свита. И все-таки король мог с легкостью действовать наперекор вдове своего предшественника и ее свите: очевидно, к этому времени (начало 526 г.) он еще крепко сидел в седле. Когда Теодорих Великий узнал о смерти своей сестры в тюрьме, он начал подготовку к походу возмездия. Однако он скончался, а его внук и наследник Аталарих, находившийся под опекой своей матери Амаласвинты, вынужден был ограничиться письменным протестом [139]. Если угроза со стороны остготов была предотвращена волей случая, тем больше беспокойства причиняли королю грабительские походы мавров, которые в конце концов стали доходить до восточного побережья Туниса. Племянник Хильдериха Гоамер, чье прозвище «вандальский Ахилл» позволяет говорить о соответствующем уровне его военном искусстве, смог одержать над маврами Дорсальских гор под предводительством Анталы лишь временную победу. Когда в конце концов он последовал за ними в горы (528-529 гг.), его войска, привыкшие только к конному бою, попав в засаду, потерпели сокрушительное поражение, о котором наряду с Прокопием убедительно и наглядно повествует поэт Корипп [140]. Отныне восточное побережье вандальского государства с такими городами, как Руспа, Тапс и Гадрумет, лишилось какой-либо защиты и было тем самым отдано во власть берберских набегов; после смерти Фульгенция эти портовые города были преданы огню или по крайней мере основательно разграблены мавританскими войсками.

вернуться

134

О культурных и церковных вопросах см. также ниже главу 7.

вернуться

135

О личности и правлении Хильдериха: L. Schmidt, 117ff.; Courtois, особенно 397Г.; 397f.; Diesner, Art. Vandalen (2) (Pauly-Wissowa, Suppl.-Bd. 10).

вернуться

136

Courtois, 304 (ff).

вернуться

137

О соборе 525 г. и связанных с ним вопросах: Courtois, 305ff.

вернуться

138

Предложенную Куртуа датировку времени жизни Фульгенция как 462-527 гг. (стр. 300, прим. 3) я собираюсь подтвердить в другой работе.

вернуться

139

L. Schmidt, 118 f.

вернуться

140

Прокопий Кесарийский, Война с вандалами, I, 9; Corippus, lohannis, III, 198 по 261.