После официальной части Дорин приглашал Манону в свои покои или просто утаскивал в темный угол в галерее, где они страстно занимались сексом. Потом короля находили слуги, напоминая о том, сколько у того дел. Мужчина убегал так спешно, что в последний раз даже забыл попрощаться.
Манона чувствовала, что за этот год между ними возникла непреодолимая пропасть. Так разрослась она из-за того, что никто из них даже не пытался её преодолеть. Дорин ни разу не явился с визитом в Западный край, а Манона не попыталась обучиться хорошим манерам. На приемы она стала отправлять вместо себя Петару, которую в Адарлане уважали и принимали как советницу королевы.
В Западном крае Синекровная тоже пользовалась авторитетом, как и Бронвена. Чтобы эффективнее объединить свой народ, Манона придумала Лунное собрание: совет, состоящий из ведьм, избираемых голосованием, в котором мог участвовать любой житель. Те, кто набирал большинство голосов, образовывали равный самой королеве орган, имеющий власть при принятии решений. Петара и Бронвена стали первыми членами, позже к ним присоединились еще двое железнозубых и две крошанские ведьмы. Результат превзошёл все ожидания. Лунное собрание за год практически полностью освободило королеву от политических задач, которые так тяготили её. Какое-то время она оставалась тем, кто разрешал споры и имел решающий голос, но вскоре члены собрания научились обходиться и без этого, привыкнув друг к другу и начав думать о ведьмах как об одном народе, не разделяя его на крошанок и железнозубых.
Манона радовалась этому, но её угнетало безделье. Королева осталась лишь символом объединения, ведьмы перестали в ней нуждаться. Бронвена прекрасно справлялась с вопросами сельского хозяйства и экономики, Петара проявляла себя талантливым дипломатом. Ведьмы научились жить без приказов и безусловных авторитетов.
Королева всё больше времени проводила вместе с Аброхасом в Омаге, где руккины занимались возрождением породы драконов. Там всё изменилось. Не стало вонючих клеток и тесных загонов, драконов больше не делили на приманок и боевых — все крылатые существа свободно парили в небе, послушно возвращаясь к людям, которых начали уважать и понимать. Маноне нравились эти перемены. Нравилось всё чаще видеть в глазах драконов ту же разумность и храбрость, которую она некогда рассмотрела и во взгляде Аброхаса. Воины хагана разводили этих существ так же, как их предки некогда приручали рукк: с уважением, вниманием и заботой.
Но в Рафтхоле к драконам относились настороженно, поэтому перед всеми приемами Маноне приходилось оставлять Аброхаса за пределами города. Визит в Оринф на торжество, организованное в честь беременности Лисандры, был для Аброхаса первым за долгое время, когда ему разрешили влететь на территорию города и даже нашли место в одной из башен замка. Там же разместились рукки, на которых прибыли Сартак и Несарина. Дракон только обрадовался подобному соседству.
Ведьма тоже чувствовала себя куда лучше, чем обычно. Эдион и Лисандра объявили, что обойдутся без лишней торжественности. Сначала собирались и вовсе принять всех в Караверре, но Аэлина и Рован уговорили устроить праздник в Оринфе. В замке собрались только ближайшие друзья, никаких знатных подхалимов и разодетых дам.
В зале, где подали ужин, Манона увидела тех, с кем сражалась бок о бок в войне и путешествовала по Эрилеи. Аэлина в уж очень облегающем золотом платье сидела на коленях Рована, отправляя виноградины в рот довольного фэйца. На соседнем стуле в сером камзоле пристроился Фенрис, весело и громко о чем-то повествующий. Элида в простом светлом наряде смеялась над рассказом фэйца, не заботясь о том, что залила вином длинный молочно-белый рукав. Зато Лоркан, приметив пятно, искал слуг, чтобы те почистили платье жены. Но террасенцы, побаивающиеся мускулистого фэйца, прятались от него, исчезая за колоннами или делая вид, что заняты другими гостями. Рядом с Фенрисом сидел ещё один фэец, которого ведьма не знала. Он отстранёно куда-то взирал. Кроме того, Манона успела заметить, как этот странный гость случайно укусил пустую вилку, забыв наколоть на неё кусок мяса с тарелки. Рядом с Аэлиной стояли Лисандра с Эдионом. Он, перебивая Фенриса, тоже что-то говорил. А оборотень закатывала глаза, изображая недовольство. Но по улыбке было видно, что её тоже веселят россказни мужа. За столом сидела Ириана, качая на руках младенца. Манона пропустила первый день рождения их дочери, но знала, что малышку назвали Селеной. Шаол стоял около жены и неодобрительно взирал на гогочущую компанию. Сартак с Несариной склонились над маленькой Селеной — они тоже не смогли прибыть в Аньель, когда та родилась. По залу вереща бегала Венга, а за ней носился Рен Ручейник.
Манона выдохнула. Здесь ей было лучше, чем в торжественно обставленных залах, пусть даже она уже издали слышала, какие пошлости несёт Фенрис и как орёт на него Шаол, потому что ребёнку рано такое слушать.
— Да ей всего пять месяцев, она ещё ничего не понимает, — испуганно оправдывался фэец.
— Некоторые и за всю жизнь такого не поймут, — засмеялась Аэлина, заметив, какими красными пятнами покрылись Рен и Элида, слушавшие Фенриса.
— А где Дорин? — спросила ведьма, наконец дойдя до компании.
Все обернулись к ней. Повисло странное молчание. Пробегавшая мимо Венга радостно пролепетала:
— Он там, — ткнула пальцем на дверь, ведущую к одной из башен с гостевыми комнатами.
— Пойду приведу его, — пожала плечами Манона.
Шаол сделал шаг ей навстречу, но Ириана требовательно потянула его за рукав. Хотел что-то сказать и Фенрис, но Элида напористо и громко заговорила о том, как прекрасна весна в Перранте. Лоркан, поняв, чего хочет его супруга, опустил руку на плечо белого волка, предостерегая от неосторожных слов.
Манона совершенно не поняла, что произошло, но решила выяснить это после того, как найдёт Дорина. Часть её души очень хотела провести с ним время в той непринуждённой атмосфере, какая царила в зале. Тем более сегодня ведьма выбрала наряд сама, поэтому можно было не переживать из-за того, что кто-то примет её за приложение к особе королевских кровей. Манона прекрасно ощущала себя в кожаных штанах и лёгкой чёрной рубашке, расстёгнутой настолько, что виднелась повязка на груди. Серебристые волосы оставались распущенными, голову не кололи шпильки и гребни. Поднимаясь по винтовой лестницы башни в поисках Дорина, Манона чувствовала себя прекрасной и свободной. На губах сама собой заиграла улыбка.
Король Адарлана стоял между оконным проёмом и нишей бойницы, напротив одной из дверей. Свет играл в его тёмных волосах, выделяя отдельные блестящие прядки. Лучи солнца прорезали ткань рубашки, просвечивая контуры тела. Казалось, словно Дорин чего-то ждал: скрестил руки на груди, полусидя на подоконнике. Ведьма решила, что разгадала замысел мужчины и тихонько подкралась к нему.
Сапфировые глаза короля были закрыты, а Манона умела двигаться бесшумнее кошки. Дорин наверняка мнил себя хищником, который своим отсутствием заманил златоглазую добычу в отдалённый угол замка, чтобы жарко поприветствовать после почти семи месяцев разлуки. Но ведьма решила взять всё в свои руки, накрывая губы мужчины поцелуем. Дорин распахнул глаза и замер от удивления. В это время ведьма опустилась к его шее и добралась ловкими пальцами до пуговиц на белой рубашке.
Вдруг мужчина схватил её за руки, останавливая. Он отстранился насколько мог, судорожно набирая воздух в легкие.
— Королёнок решил поиграть? — дёрнув подбородком, промурлыкала Манона.
Но Дорин, вместо того, чтобы расслабиться, только сильнее сжал её руки, отходя в сторону. Он выглядел таким озадаченным, что ведьма испугалась: уж не перепутала ли она его с кем-нибудь.
— Манона… — всё его красивое лицо скривилось, словно от зубной боли.
Ведьма, наконец, одёрнула руки, позволяя ему застегнуть рубашку. Она смотрела на него, надеясь услышать ответы. Но король мялся, мучительно пытаясь выдавить из себя хоть что-то.