— Поединок, — оскалившись, произнесла она. — Я вызываю тебя на поединок.
***
Кассиана ещё немного потряхивало от гнева, но разум уже прояснился. Его трудно было вывести из себя. Обычно все эмоции он прятал за шутками, а злиться позволял себе только на поле боя, где от этого был толк. А вот так сорваться на девчонку — это для него в новинку. Сейчас, когда он стоял площадке для поединков и смотрел в спину Маноне, выбирающей себе оружие, то чувствовал себя неловко.
Смотр пришлось отложить. Но Девлон выполнил приказ и собрал всех обучавшихся у него юнцов и воинов, привёл даже с десяток девочек, которые, потупив глаза, стояли в стороне. Сам он находился внутри плаца, оперевшись поясницей на ограду и скрестив руки на груди. Челюсти плотно сжаты, желваки играют, глаза с холодной ненавистью следят за Маноной. Сапоги сияют чистотой. Он даже не потребовал объяснений насчёт того, какое представление затевает главнокомандующий и желтоглазая ведьма. Зато всех остальных иллирианцев, не наделённых властью задавать вопросы, распирало от любопытства.
Кассиан жалел, что он не так сдержан, как Азриель, и не столь хитер, как Ризанд. Они бы тоже несомненно сразились с Маноной, но выбрали бы для этого более подходящее место.
«Если я ошибся, то все превратится в показательную порку. На глазах у всего лагеря. После этого её точно придётся отправить обратно в Веларис, причём немедленно. Эти животные сразу поймут, что постоять за себя она может только отплевываясь ядом. А времени охранять её днём и ночью у меня нет…»
— Не спи, дракончик, — окликнула его Манона, которая уже замерла напротив.
В руках у неё был простой меч — тусклый метал, множество царапин и эфес без всяких украшений. Но Кассиан прекрасно помнил этот клинок, ведь сам всегда советовал выбирать его высоким иллирианским девочкам для учебных поединков. Несмотря на внешнюю неказистость, он отлично сбалансирован, хорошо лежит в руке и подходит воину среднего по здешним меркам роста. Увидев его в руках Маноны, Кассиан облегчённо вздохнул и понадеялся, что это не случайность. Сам он, подойдя к стойке, взял первый попавшийся тренировочный меч. Он бы вообще отдал предпочтение деревянному, но таких в Гавани Ветров не водилось. Иллирианцы с ранних лет привыкали держать в руках настоящее оружие, просто немного затупленное. Но всё же мощный рубящий удар таким мог запросто раздробить бедренную кость зазевавшемуся ученику.
Кассиан всё яснее ощущал безвыходность своего положения. Если Манона не воин и он с одного удара собьёт её с ног и доведёт до слез, все дальнейшие увещевания о способностях и правах женщин, ради которых он сюда и прибыл, можно будет засунуть в задницу. Но несмотря на опасения, Кассиан верил, что не ошибся. Ведь она так внимательно следила за тем, как он чистит и точит свои прекрасные иллирианские мечи, двигалась неизменно с грацией дикой кошки и вела себя так, как может себе позволить только тот, кто уверен в своих силах, не ведает страха и поражений.
Хотя он знал и другую девушку, которая подчас вела себя ещё хуже, но при этом не держала в руках ничего тяжелее серебряной ложки. Неста. Ледяная, дерзкая, беспощадная. Она и среди верховных правителей казалась королевой с магической мощью и стотысячной армией. Но если бы кто-то действительно ударил её, замахнулся мечом или выпустил стрелу, что она бы сделала? Кассиан знал ответ. У Несты всегда была защита — сначала Фейра и её лук, потом богатство и положение в мире людей, потом сила, дарованная Котлом, и принадлежность к правящей семье. А может и безрассудная глупость, которая ставила гордость выше страха боли и смерти. Худшее, что случалось в её жизни — погружение в Котёл и перерождение, страх за Элайну, смерть отца. Но это не было пытками, зияющими ранами и переломанными костями, а ведь именно ими в мире Кассиана наказывалась не подкрепленная ничем дерзость. Нет, иллирианец вовсе не хотел, чтобы Неста когда-нибудь узнала об этом. Пусть живет в своём собственном мире, обеспеченном властью и силой Фейры и Ризанда, где за презрительный взгляд и ядовитые слова не нужно платить. Где это не является роскошью и привилегией сильных и могущественных. Где она может мнить себя королевой, при этом не делая и не умея ничего.
Кассиан просто надеялся, что Манона не окажется такой же, что за её бравадой что-то стоит.
Он крутанул восьмерку лезвием меча и кивнул, обозначая, что поединок начался.
========== Глава 4. Манона ==========
Держа в руках меч, Манона забыла о существовании железной стены в своей голове, за которой находилась её прежняя жизнь. Впервые за всё время, что помнила, она чувствовала себя хорошо. Гнев сейчас был не средством саморазрушения, а придавал силу рукам, сжимающим рукоять клинка, обеспечивал устойчивое положение ног, искрился во внимательных глазах и улыбкой играл на губах. Хотя те, кто наблюдал за поединком, видели скорее хищный оскал.
Кассиан, который вяло кивнул ей, сморщившись, как от зубной боли, наверно ожидал, что она станет долго думать, крутить в руках оружие и кружить вокруг противника. Но Манона так ясно понимала порядок действий и правила игры, что начала атаку ещё до того, как подбородок иллирианца успел подняться.
Выпад оказался настолько стремительным, что Кассиан едва ли не поплатился за свою неосторожность. Он, не потрудившийся даже принять боевую стойку, едва успел поднять клинок и только за счёт своей физической силы смог отразить удар. Иначе чешуйчатым доспехам на груди пришлось бы туго.
Манона увидела удивление в светло-карих глазах и почувствовала, как затихли до этого посмеивающиеся наблюдатели.
Ещё три выпада. Без передышки. Без жалости. Без страха.
Кассиан встречал каждый сильной частью лезвия своего меча. Он всё ещё не рисковал переходить в атаку. Видимо, думал, что Манона скоро устанет, ведь она даже не фэйка.
Но каждый звук соприкасающейся звенящей стали становился словом песни в её крови. Она скалилась и теснила Кассиана к противоположному краю плаца чередой безупречных движений. Манона чувствовала себя живой. Ей хотелось крови и боли — не важно, своей или чужой. И пока ни один удар не достиг иллирианца, приходилось наслаждаться тем, как тянутся и трещат от напряжения собственные мышцы.
После одного особо удачного коварного выпада, проведённого с такой скоростью, что половина наблюдателей даже не поняла, куда исчез клинок Маноны и как её противник смог от него уйти, Кассиан улыбнулся тоже. Сердце Маноны пропустило удар. Эта была улыбка ей как равной — признание силы и раскаяние в неосторожных словах. После этого жеста поединок стал совершенно другим.
Кассиан, отбросив всякую осторожность, рубил своим клинком. В его движениях сочеталась сила, изящество, безупречная выучка и живая мысль. Манона, теперь прочно убежденная, что часто сражалась в своей забытой жизни, думала, что поединок с Кассианом станет ещё одним ударом по железной стене. Надеялась, что его движения напомнят ей нечто, оставшееся в прошлом. Но иллирианец был так безупречен и непобедим, что Манона осознала — никогда до этого она не встречала столь умелого воина.
Каждый её удар, даже самый хитрый и стремительный, неизменно встречал яростный отпор, контратаку или просто прорезал воздух. Зато его клинок уже успел задеть девичье плечо — рукав кожаных доспехов неприятно намок. Но это лишь царапина, которая раззадорила Манону. Прошло достаточно времени, чтобы она успела изучить привычки и уязвимые места своего противника, отчего удары становились всё точнее и беспощаднее. Но тяжесть меча всё же сказывалась на отощавших руках, забирая у неё преимущество в скорости и ловкости. Манона в какой-то момент почувствовала, что должна сейчас же отбросить меч, продолжить без него. Но здравый смысл не позволил этого сделать, хоть и один из немногих доставшихся Кассиану ударов она нанесла локтем в нос — из него тут же потекла тонкая струйка крови. На это иллирианец лишь усмехнулся и продолжил атаковать ещё напористее.
Вдруг Манона почувствовала, насколько он далек от своего предела. То, что он сейчас показывал ей, было в лучшем случае половиной его мастерства. Он играл с ней, дразнил, постепенно наращивая темп поединка и увеличивая силу, с которой наносил удары. И пока она держалась отменно, хотя ослабшее за месяцы заключения тело молило о пощаде.