Падение уровня жизни повлекло за собой падение авторитета правительства и армейского командования у граждан. Армия глухо бурлила. Рядовые ненавидели высших офицеров, которые жили в роскоши, тогда как остальные прозябали на грани жизни и смерти. Командование обвиняли в ухудшении обстановки в стране, в коррупции, в семейственности. Теперь Катя ежесекундно боялась за жизнь мужа. Ей рассказали, как однажды часовой застрелил полковника, который замешкался, доставая свое удостоверение личности во время проверки документов в аэропорту.
Он получил 27 пуль: солдат разрядил в него весь магазин автомата «АК-47».
Каждую ночь в городе слышались звуки «тамборов». Монотонный барабанный бой провожал души покойных в загробный мир. Умирали, в основном, дети. Они умирали от дизентерии и от инфекционных заболеваний, которые никогда не считались опасными. Рокот «тамборов» тревожил душу даже больше привычных автоматных очередей.
Начались перебои с продуктами. По утрам возле дома можно было видеть стайку отощавших детей, которые с голодным блеском в глазах караулили, когда из дома вынесут отбросы. Они дрались из-за картофельных шкурок и протухшего маргарина и жадно вымазывали пальцем донышки пустых консервных банок.
Советских специалистов в городе совсем не осталось. Все они вернулись домой — в то время Россия стояла, опасно покачиваясь, на самом краю пропасти.
Однажды Катя с Ларой возвращалась домой из школы. Джип умело лавировал в потоке машин, широкополая шляпа закрывала лицо от палящего солнца, а Лара болтала о том, что произошло за день в школе. От ее голоса в ушах стоял непрерывный звон.
Может, именно это послужило причиной того, что Катя не заметила, как на дорогу откуда ни возьмись выпал абсолютно пьяный полицейский. В последнюю секунду перед столкновением джип успел затормозить, и полицейский лишь легонько стукнулся лбом о капот и рухнул под колеса. Разобиженный неуважением, оказанным представителю власти наглой белой особой в джипе, он неуверенно поднялся и, качаясь на ногах, выхватил из кобуры пистолет.
Выстрел прозвучал как удар хлопушки, у колес автомобиля взмыл крошечный фонтанчик пыли.
Визжащая толпа с корзинами бросилась врассыпную.
Второй выстрел пробил лобовое стекло, и на нем зазмеилась снежинка, такая непривычная для жаркого континента.
— Не стреляйте, я жена полковника Жасинту! — крикнула Катя, пригибая голову.
В ответ еще одна снежинка украсила стекло.
Тогда Катя выхватила дочку из салона и бросилась с ней на землю, в раскаленную пушистую пыль.
А полицейский все стрелял и стрелял.
Внезапно со стороны ближайших домов послышались ответные выстрелы, потом все стихло. Рядом зазвучали мужские голоса.
Вооруженные люди с нашивками повстанцев окружили машину. Испуганная Лара тихонько скулила, прижимаясь к матери.
На дороге в пыли лежало тело полицейского, из-под него осторожно пробиралась струйка черной крови.
Оказалось, жену полковника Жасинту спас патруль ОПЕН, чей штаб находился неподалеку. После недавнего перемирия повстанцы с апломбом будущих хозяев свободно перемещались по городу.
Кате и Ларе помогли подняться с земли, отвели в штаб, дали напиться. По счастью, там оказался телефон, и вскоре примчалась вызванная по звонку охрана.
После пережитого Катя весь вечер плакала. Именно в тот день она впервые заговорила об отъезде. Нельсон успокаивал жену, уверял ее, что опасаться нечего, правительственные войска нынче сильны как никогда, и случившееся — всего лишь случайность, обычная для военного времени.
Последовавший в 1991 году распад Советского Союза совершенно неожиданным образом сказался на судьбе их семьи, разрушив их хрупкое счастье.
По Договору о дружбе и сотрудничестве, подписанному в октябре 1976 года. Советский Союз оказывал Нголе экономическую и военную помощь. Но эта помощь была не столько экономической, сколько военной. Вооружение правительственных войск осуществлялось за счет старшего русского брата. За это Нгола исповедовала марксистские принципы, вызывая у американцев скрежет зубовный.
Однако после краха социалистического монстра пора было искать более влиятельных союзников, чем издыхающий северный гигант, и республика Нгола без труда изъяла из своего названия слово «народная». Осторожные американцы обещали много и щедро, но от официальных поставок оружия пока воздерживались. У мятежников ОПЕН проблем с оружием не было — доходы от нелегальной торговли алмазами помогали им чувствовать себя все более уверенно.
Постепенно правительственная армия, уступая повстанцам, стала сдавать партизанам завоеванные земли район за районом. За полтора месяца мятежники заняли 55 населенных пунктов. Вскоре уже столица была наводнена войсками враждующих сторон, то и дело вспыхивали перестрелки.
Когда Катя в очередной раз привезла дочку на занятия, к ней подошел второй секретарь посольства Костиков. Это был приятный мужчина в очках, и с его лица в последнее время не сходило выражение озабоченности.
— Екатерина Юрьевна, Советское правительство рекомендовало своим гражданам в целях безопасности временно покинуть страну, — сообщил он. — Вы можете отправиться в Москву вместе с семьями сотрудников посольства.
— Нет! — покачала головой Катя. — Куда я поеду? Здесь мой дом, здесь мой муж.
— Боюсь, что уже через неделю будет поздно, подумайте, — предупредил второй секретарь. — У вас дочь.
Но Катя только легкомысленно махнула рукой. На душе было тревожно, но возвращаться в Союз не хотелось. Это быдло не осмелится напасть на богатые кварталы! Пьяная солдатня может только громить лавки мелких торговцев и стрелять, перепившись в кабаках!
В таком напряженно-тревожном состоянии духа она вернулась домой. Мужа не было дома, деда Жонаса тоже. Нтама сообщила, что Нельсона вызвали в штаб ВВС, а его отец сейчас во дворце президента Душ Картуша на совещании.
До позднего вечера Катя просидела одна. Нельсон не возвращался, свекор тоже.
Ночь она провела без сна, дрожа от страха, вслушиваясь в далекие звуки ночного боя. То казалось, что разгорается на соседней улице перестрелка, выстрелы приближаются, становятся все громче, то они внезапно стихали вдалеке, и в доме воцарялось тревожно пульсирующее безмолвие.
Утром тишину притаившегося дома внезапно прорезал звонок. Звонили из посольства.
— Екатерина Юрьевна? Вы еще не решились? Мы только что отправили один борт, вечером пойдет еще один. И это будет, по всей видимости, последний рейс повстанцы теперь контролируют аэродром и согласны выпустить из страны только женщин и детей. Торопитесь!
— Нет, — прошептала Катя твердо, — я не могу уехать без мужа. Его сейчас нет дома, я не знаю, где он. Я не могу сбежать.
— Но подумайте о дочери!
— Нет, — категорически отрезала она.
Надо было во что бы то ни стало выяснить, где находится Нельсон. В штабе ВВС долго не брали трубку.
Наконец она дозвонилась. Бесконечно усталый голос сообщил ей, что вчера вечером самолет полковника Жасинту сбили повстанцы. Очевидно, экипаж погиб или захвачен в плен.
— Не может быть! Вы лжете! — закричала Катя по-русски, но в ответ послышались короткие гудки.
Тогда она попыталась дозвониться до рабочего кабинета отца Нельсона. Он должен спасти своего сына! Он должен поднять войска в городе и вырвать Нельсона из рук мятежников!
Бесполезно! Телефон не отвечал.
Напрасно она крутила ручку аппарата, вызывая телефонистку. Всеобщая неразбериха захватила и телефонную станцию.
Катя обессиленно опустилась в кресло. Может быть, в теленовостях сообщат что-нибудь о сбитом самолете, об экипаже, о Нельсоне?
Вспыхнул голубоватым светом экран телевизора.
На этот раз вместо привычной ведущей, приветливой мулатки с шоколадной кожей и почти европейскими чертами лица, на экране единолично властвовала черная каменная физиономия в военном берете набекрень. Это был один из генералов повстанческой армии Альтино Банго Сапалало по прозвищу Бок. Он говорил: