Я не понимала, как он теперь ко мне относится. Перед тем как в девятом классе Женя ушел, кое-что произошло. Я поступила с ним жестоко – предала его, когда он нуждался во мне сильнее всего. Я боялась, что он возненавидел меня, но… зачем тогда он сейчас сам идет на контакт? Он действительно больше не злится? Или задумал что-то, хочет втереться в доверие, чтобы… Чтобы что? Ох, я совсем запуталась!
Очнувшись, я заметила Ваню. Он стоял посреди дороги, спиной ко мне. Я подошла и увидела у него в руках какой-то клочок бумаги.
– Вань! – позвала я, но он не отреагировал. Вообще он чем-то напоминал статую. Я осторожно тронула его за плечо. – Эй, у тебя все нормально?
Минаев повернулся ко мне. Я отпрянула: его лицо было белее мела, губы дрожали.
– Что случилось? – Догадка была ужасной. – Что-то с мамой?
Трясущейся рукой Ваня протянул мне листок, оказавшийся запиской. Я прочитала: «Твоя мама умирла».
– Откуда это?
– В куртке было…
Казалось, он сейчас упадет в обморок.
– Постой, постой. Давай разберемся. Ты звонил маме?
– Нет, боюсь, – пролепетал он.
– Не бойся! – с напускной бодростью велела я. – Уверена, что это чья-то тупая шутка. Давай, доставай телефон и звони при мне.
Ваня послушался. Оказалось, что у мамы все в порядке.
– Ну, вот видишь! – Я надеялась, что мой тон звучит ровно. – Все хорошо же. Так что это просто кто-то пошутил…
– Так нельзя шутить, – произнес Ваня тоном ослика Иа-Иа.
– Согласна. Узнать бы, кто это.
– Да я знаю, кто это, – вздохнул он. – Бэшки. Все еще думают, что это я настучал. Черепанова видела? Ему отец врезал за окно. Уверен, это он. Мстит.
У меня заныло сердце, стоило представить, чем может обернуться эта дурацкая записка. Теперь уже ашки придут к бэшкам с наездом?
– Да не мог он, – попыталась возразить я. – Марк нос сломать может, но записки – это не его почерк.
Я не знала, чего хочу больше, – справедливости или чтобы все как-то улеглось само. Гораздо удобнее был бы второй вариант: нам с бэшками еще вместе участвовать в репетициях бала, учить вальс, готовиться. В неделю у нас два урока физкультуры, и один из них общий. И мероприятия всегда совместные. Записка может всех рассорить – и никаких мероприятий вообще не будет, сядем все в лужу. Но в то же время я понимала: подбрасывать такие вещи ужасно. Лучше все рассказать учителям.
– Вань, давай Валерии покажем? – предложила я. – Она же учитель русского все-таки, вдруг сможет определить почерк? Недавно диктант был…
Ваня неожиданно заупрямился, даже сжал губы:
– Нет. Никаких учителей.
– Что тогда будем делать? Выкинем ее?
– Нет, сохраним. Это улика. – Ваня убрал записку в карман. – А завтра решим.
Ваня скомканно попрощался и ушел. Я догадывалась, что он хочет показать записку Панферову. И это не сулило ничего хорошего…
На удивление следующий день прошел мирно, без шума. Но уже через день утром грянула буря: перед первым уроком Ванек ворвался в класс как бешеный.
– Минаев, что с тобой? Тебе вставили клизму с перцем? – пошутил кто-то.
Ваня не удостоил его ответом. Вместо этого он вывалил на парту записку и маленький похоронный венок, а затем рассказал, что второй день подряд обнаруживает такие «подарочки» в своих вещах в раздевалке. Одноклассники впечатлились. План, который тут же придумал Панферов, а остальные поддержали, мне не понравился.
– Это неправильно и незаконно! – заспорила я.
– А подбрасывать такую гадость законно? – Север послал мне колючий взгляд.
– Я считаю, что подобные проблемы должны решаться на уровне учителей, – упиралась я. – Это их тоже касается, пусть ищут и наказывают виновного!
Север тут же вспылил:
– Ты пытаешься приплести учителей к любой проблеме.
– Я просто пытаюсь решить проблемы без насилия!
Панферов резко приблизился и, прищурившись и сдвинув брови, сурово посмотрел на меня:
– Может, ты у нас и на бэшек стуканула, когда они окно разбили?