– Ой, у меня такие же!
– Да это твои старые и есть, – ответил Рома. – Мне их твой Олежек продал. Говорит, тебе не нужны…
– Что?!
Хорошее начало утра. Вскоре я уже неслась в школу, а именно в кабинет физики, где сидел 7 «Б».
– Ай! Ой! Санюха, перестань! – закричал мой младший брат на потеху всему классу, когда я, одной рукой схватив его за шею и наклонив, принялась раздавать ему болезненные тумаки.
– Это были мои наушники, мерзкая ты крыса! Какого черта ты тыришь мои вещи?! – Меня так и распирало от злости.
– Я не знал! Они валялись в коридоре под шкафом, как будто не нужны. Вот я и взял! – верещал Олежек, уворачиваясь от ударов.
– Ты врешь! Они у меня в комнате были! Не смей заходить туда! Никогда! – Я одарила брата пароч кой самых мощных тумаков и направилась к третьей парте, где лежал его рюкзак. – И чего еще ты успел прихватить?
– Не трогай! Это мое! – Олежек попытался меня опередить, но я ловко его отпихнула и высыпала на пол содержимое рюкзака.
– Да какого лешего?!
На Олежкин рюкзак было явно наложено заклятие расширения: внутри оказалось практически все содержимое моей комнаты. Я подняла с пола зарядник для телефона, пауэрбанк, поясную сумку «Адидас», ремень и коллекционную фигурку Дарта Вейдера, купленную на eBay. А еще забрала Олежкин кошелек, чтобы обратно выкупить свои наушники. И черт знает, что этот дуралей уже успел продать.
– Еще раз сунешься в мою комнату – убью! – грозно пообещала я и направилась к выходу, сжимая в руках находки.
Олежек требовал назад кошелек и посылал мне вслед удивительные слова из своего богатого словарного запаса.
Мой младший брат – гребаный торгаш. Иногда я просыпаюсь и ощупываю себя: вдруг Олежек ночью успел кому-нибудь толкнуть мою почку?
Добро пожаловать в мой мир чересчур обидчивых подруг и чересчур предприимчивых братьев!
Наступила череда первых контрольных сразу по многим предметам. На русском раздали наши тетради с сочинениями, у меня – пять-три: пять за содер жание, а три – за ошибки. Такое бывало часто. После урока Валерия Антоновна подозвала меня и сочувственно сказала, что я начала год неважно и мне стоит подтянуть русский. Я вздохнула. Легко сказать. Чего не дано, то невозможно подтянуть. Но я шла на золотую медаль и понимала, что четверки за четверть мне не нужны совершенно.
– Не переживай, до конца четверти еще много времени, – подбодрила учительница. – Наверстаем. Можем на дополнительном занятии с тобой сначала разобрать ошибки в сочинении, а потом перейти к подготовке к ЕГЭ. Хорошо?
Я кивнула. Русский уже несколько лет был для меня самым важным предметом в жизни (на пару лет его потеснила история, но затем все вернулось на места). Я его просто ненавидела.
После пятого урока, войдя в столовую, я сразу заметила изменения и здесь. Столы больше не сдвигали, два класса разбились на кучки и ничем не выделялись из остальной массы сидящих. Мы со Светой, купив по пирожку и кофе, сели за отдельный столик.
– Знаешь, что я узнала? – с видом заговорщика спросила подруга.
– Ну?
– Кощей мутит с Валерией.
– Что? – Я поперхнулась кофе, и Света просияла от моей реакции. – Он ее на двадцать лет старше!
– Любви все возрасты покорны, – пропела Света.
– Не знаю, какая там может быть любовь, – задумчиво протянула я, вспомнив нашего длиннющего, иссохшего директора, чью лысину в толпе можно было распознать за километр: она светилась, словно маяк. Валерия же была очень привлекательной. Я невольно нахмурилась. – Что-то тут нечисто… А это точно?
Света кивнула.
– Ага. Я сама их застукала в учительской. Он ее ручку вот так нежно взял и гладил, и гладил, – елейно заворковала подруга и наглядно продемонстрировала сцену на моей руке. – Да ты сама приглядись к нему. За ним шлейф из сердечек тянется. И амурчики вокруг кружат…
– Ну дела, – протянула я. – Зачем ей этот старикан? Она красивая.
– Может, ей надоело в учителях сидеть, хочет местечко потеплее, – пожала плечами Света. – Или дочке оценки получше выбить… Выпускной класс все же.
Я вздохнула и позавидовала Дине. Ей вообще не нужно париться из-за оценок по русскому… Тут же я отвлеклась. Снова, как в курилке, я остро почувствовала напряжение между одиннадцатыми классами. Мы все сидели, будто отделенные друг от друга невидимой стеной. Интересно, все специально рассаживались «по разные стороны баррикад» или оно получалось неосознанно?
Шестым уроком был латинский. После него учительница попросила меня остаться. Я удивилась.
– Спасибо тебе, Сашенька, за то, что согласилась участвовать в нашем творческом вечере! – Ее губы, густо намазанные морковной помадой, расплылись в широкой улыбке, а глаза сияли благодарностью.