– Простите… Какой вечер? – не поняла я.
Она удивилась и растерялась. Захлопала глазами.
– Как? Вечер латинской поэзии в воскресенье! Ты что, забыла?
Забыла ли я? Я первый раз слышала о вечере латинской поэзии!
– Севочка сказал, что ты охотно согласилась. – Она смотрела на меня с мольбой. – А нам так не хватало участников!
Ох уж этот Севочка! Снова он меня подставил. Я могла бы слиться, но глаза латинички наполнились слезами. Вряд ли много учеников изъявили желание поучаствовать в этой скукотище, да еще в воскресенье! Мне стало очень жаль учительницу.
– Нет-нет. Я помню. Просто хотела обсудить… детали.
Латиничка обрадованно закивала:
– Да, конечно, конечно… Север сказал, ты хотела взять Тибулла? «Кто первым изобрел кровавый меч?» Я одобряю. Мне кажется, у тебя достаточно патетики, чтобы выступить с ним достойно. Проведем завтра репетицию?
Я уныло кивнула, про себя ругая Севера. Он еще и стихотворение для меня выбрал! Интересно, про что оно? Это явно послание, адресованное мне.
– А во сколько будет сам вечер? – спросила я.
– В восемь утра.
– В восемь утра?! – поразилась я. – Это же вечер поэзии!
Учительница смутилась:
– Ну, это просто название. Мне показалось, «вечер латинской поэзии» красиво звучит. Но так, конечно, это мероприятие утреннее.
Теперь я просто проклинала Севера. Мне придется тащиться на совершенно дурацкое и бестолковое мероприятие в воскресенье в восемь утра по его вине! Ух, как же я была зла на него в этот момент!
Спустившись по лестнице на первый этаж, я увидела знакомую черную кожаную куртку.
– Север! – грозно крикнула я.
Он обернулся. Нахально посмотрел на меня. Поток учеников, желающих покинуть школу, оттеснил нас к стене. Я стояла спиной к стене, Север – передо мной.
– Что еще за вечер поэзии?!
Я гневно дышала. Север ухмыльнулся:
– Я просто решил, что ты захочешь приятно провести вечерок.
– Это утро, Панферов! Утро воскресенья! – возмутилась я.
Его губы дрогнули в улыбке.
– Еще лучше. От этой жизни надо брать все, Орлова. Когда еще ты побываешь на вечере латинской поэзии утром в воскресенье?
Ему нравилось издеваться надо мной. Я сжала челюсти.
– Ты гад, Панферов! Ты просто подставил меня!
Панферов поднял руку и оперся о стену над моей головой.
– Что ты делаешь? – нахмурилась я, почувствовав смущение. Слишком заигрывающей была его поза. И его лицо было… Слишком близко. Я чувствовала запах мятной жвачки.
– Ты про что? – невинно спросил он. Его глаза смеялись. Он явно понял, про что я.
– Так делают парни в подростковых мелодрамах, когда клеят девчонок.
– Я не клею тебя. У меня просто… Болит спина! – Его явно забавляла моя реакция. – И вообще я просто подумал, что тебе понравится стихотворение, только и всего, – ухмыльнулся он, выпятив подбородок. – У вас с автором много общего. Что ж, Орлова, рад бы поболтать, но у меня планы. Хорошего тебе воскресного утреннего вечера!
Кинув мне на прощание насмешливый взгляд, Север вклинился в поток выходящих учеников. Я зарычала и в сердцах топнула ногой. Гад, гад, гад!
Дома я прочитала стихотворение. Оно было актуальным для меня. Автор, противник войн, размышляет об ужасах войны и прелестях мира. Это что, предупреждение, чтобы я не лезла в разгорающийся конфликт классов со своим пацифизмом? Или месть за мою проделку у зеркала? А может, и то и то.
На «вечер» поэзии я в итоге сходила. Было жутко тяжело вставать в такую рань и тащиться в библиотеку на другом конце города, где проходило мероприятие. В остальном все прошло хорошо, это были уютные посиделки, на которых собрались семь человек со всех школ в городе. Библиотека была старой. Высокие потолки, тяжелые портьеры, громоздкие шкафы с книгами. Мы сидели кру́гом на разномастных стульях, пили смородиновый чай в пакетиках, ели домашнее печенье, которое приготовила латиничка, рассказывали стихотворения на латинском языке и обсуждали древнеримских поэтов.
Север был прав. Когда бы я еще побывала на таком мероприятии? Оно запомнилось мне только прият ной атмосферой. Тем более что учительница была так мне благодарна, что обещала поставить пятерку за четверть автоматом. Вот так Север, сам того не зная, мне услужил.
Сплетню о Валерии и Кощее я впервые услышал на истории: впереди меня ее обсуждали девчонки. Историчке, как всегда, было плевать, что происходит на уроке, она будто не видела нас. Сгорбившись над книгой и скользя носом по строчкам, она нудно читала материал в пустоту. В это время можно было творить что угодно: вскакивать с мест и танцевать, пускать самолетики, спать. Когда отвечаешь у доски, она тоже никого не видит и не слушает. Вот в начале урока Репкин рассказал вместо параграфа по истории параграф по географии, а она усадила его на место с пятеркой.