Улыбка у нее кукольная, как у пластиковой Барби, – это выражение лица она привычно принимает с прошлой осени.
Ресторан медленно наполняется солнечным светом. Семьдесят пять дамплингов выстроились в ровные ряды, как маленькие лодочки, что готовы отплыть вместе с Ариэль в Тихий океан.
– Знаешь, – шепотом говорю я и тянусь через стол к ее запястью, – Беа гордилась бы тобой.
Но Ариэль на меня не смотрит.
– Да, – говорит она и вдруг резко выпрямляется. – Миссис Ли, у нас тут все готово!
Из подсобки выходит мама: на ней кашемировый свитер и бежевые слаксы, завивка длиной до плеч. Она хостес и старается всегда одеваться в деловом стиле, даже если это подразумевает, что ей приходится каждый день надевать единственный приличный свитер. Купить еще один – это lang fei[3]. Деньги нужны для того, чтобы платить по счетам. Изобилие, всегда говорит мама, это всего лишь сон.
Глядя на наши дамплинги, она одобрительно кивает.
– Неплохо. Может, когда-нибудь и вы здесь будете работать.
Она шутит, но краска заливает мне шею, уши горят. Я знаю, что это и есть мое будущее. Но не будущее Ариэль или Эверет.
Ариэль обтирает руки тканевой салфеткой и пододвигает блюда к маме.
– О другом мы и не мечтаем, миссис Ли.
Ариэль бросает взгляд на телефон, а потом, поджав губы, поднимает голову и смотрит на нас.
– Тебе пора, да? – спрашиваю я.
Ариэль кивает и выбирается из-за стола. Эверет уже всхлипывает, слезы тихо сбегают к подбородку. Мы шагаем к выходу, мама бросается за салфетками и протягивает их, смятые, Эверет. Она ненавидит плач даже больше, чем прощания.
– Удачи тебе в Калифорнии, Ариэль, – говорит она и уходит в подсобку с полными подносами дамплингов.
Я нагибаюсь и выкатываю из-под стойки три больших чемодана.
– Будем все время переписываться и устраивать видеосозвоны, – обещает Ариэль. – И электронные письма друг другу слать.
– О-о, письма, – восторгается Эверет. – Типа мы такие старомодные и переписываемся по-настоящему. Мне нравится эта идея.
– Окей, – говорю я. – Каждый день?
– Ариэль в тот же день на сообщения не отвечает, даже когда она дома. – Эверет шмыгает носом, а потом, осознав смысл сказанного, нервно сглатывает.
Но Ариэль, похоже, ничего не заметила.
– Эй, – смеется она, – я вообще-то стараюсь.
– Раз в неделю, – предлагаю я.
– Окей, – соглашаются девчонки, – раз в неделю.
Эверет обхватывает Ариэль за талию, сжимает ее хрупкую фигурку в объятиях.
– Спасите, меня душат!
Хватка Эверет не ослабевает.
– Ходи там за нас на свидания с красавчиками, ладно?
– О, само собой. Забью на учебу ради парней.
– Моя девочка.
Мы выходим на улицу, прячемся от летней жары в тени козырька. Флашинг[4] просыпается. Весь квартал увешан вывесками на китайском. Мистер Женг снимает с тележки стеклянный колпак, под которым обнаруживаются соленый пудинг из тофу и сладкое соевое молоко. Утренний воздух наполняется вонью старых паропроводных труб и сигаретным дымом.
Ариэль вызывает такси, и через пару минут к нам подлетает блестящий седан. Она запихивает чемоданы в багажник и обнимает нас на прощание.
– Два месяца, – говорит она, – а потом мы снова будем вместе.
Кажется, что это целая жизнь – и в то же время совсем недолго. Эверет кладет голову мне на плечо, и мы всё машем, машем, пока машина Ариэль не превращается в точку на горизонте.
А потом пропадает совсем.
2
Джиа
Если я что-то и знаю об Эверет Хоанг – это то, что она ненавидит духоту. Поэтому мы отпираем замки на великах и педалируем прочь от гудящих вентиляторов ресторана в ледяное благо охлаждаемого кондиционерами дома Эверет.
Ехать недалеко, через парк, но город при этом меняется на глазах. Когда мы доезжаем до главной парковой аллеи, я притормаживаю, чтобы полюбоваться на Унисферу[5] – массивный стальной глобус, вокруг которого носятся скейтеры и сопливые карапузы. Он в буквальном смысле стоит на границе двух миров, отделяя голодные суетные улицы Чайнатауна, где сгорбленные старушки набивают скрипучие тележки пластиковыми бутылками, от роскошных тюдоровских особняков района Форест-Хилс-Гарденс, где газоны утыканы автоматическими поливалками, а мусорные баки скрыты от глаз.
Эверет мчит туда во весь опор, одной рукой держит руль, другой обмахивается меню доставки, прихваченным со стойки ресторана. Парк сменяется улицами – всюду раскаленные черепичные крыши, вдоль дорог высятся деревья, – мы на месте. Эверет расстегивает шлем и приглаживает тонкие прядки, выбившиеся из французских косичек, в которые уложены ее волосы.
4
Один из старейших районов в Квинс, северо-центральной части Нью-Йорка. Во Флашинге расположен один из крупнейших чайнатаунов в США.