– Да за тихо! Шо за шухер? – удивился Японец.
– Ва… ва…вы… – выл один из бандитов, производя впечатление умалишенного, а другой, заикаясь, мычал: – Там… там…
Третий же, белый как смерть, без устали осенял себя крестным знамением. Японец переглянулся с Майорчиком, после чего, запустив вперед вооруженную охрану с наганами, зашел внутрь – посмотреть.
Камера была самой обычной. Куча гниющей соломы на полу вместо кровати, дырявое ведро вместо параши, узкое оконце – решетка под потолком, чадящая керосиновая лампа, стены, источенные влагой и покрытые грибком, и запах, отличающийся от всех остальных страшный тюремный запах, который, ощутив один раз, больше невозможно забыть.
Напротив гнилой соломы стояла большая деревянная корзина, накрытая крышкой. Японец и Майорчик медленно подошли к ней. Майорчик отодвинул крышку и, увидев содержимое, с каким-то страшным горловым звуком отпрянул назад. Японец, белый как мел, звуков не издавал, но тут же прижал ко рту тонкий носовой платок.
Большая высокая корзина сверху донизу была забита трупами младенцев. Мертвые, посиневшие, абсолютно голые, со свернутыми набок головами, они были свалены в корзину с ужасающей плотностью. Из корзины шел жуткий запах.
Страшное зрелище произвело впечатление абсолютно на всех – никому из проникнувших в камеру мужчин не доводилось видеть ничего подобного.
– Что же это… вейз мир… – прошептал Майорчик. Японец же, быстро сумевший прийти в себя, сказал:
– Корзина палача. Он работал…
Все быстро вышли из камеры. Страшная находка напрочь отбила у Японца охоту предаваться воспоминаниям, и в сопровождении своих людей он быстро поднялся наверх. В тюремном дворе толпилось много людей. К Японцу подошел Котовский.
– Там, в камере пожизненных, – сказал Мишка, – мертвые младенцы в корзине… Это что?
– Местные тюремные особенности, – с горечью ответил Котовский, – раньше такого не было. Этот гад, начальник тюрьмы, новые порядки ввел. Аборты заключенным делать рискованно – как объяснить в документах смертность от них? Поэтому женщины рожают младенцев – или от охранников, или уже так попали в тюрьму. Ну а руководство тюрьмы, чтоб младенцев в приют не сдавать и правду о том, что в тюрьме происходит, скрыть, нанимает повитуху или кого-нибудь из заключенных, который их душит после рождения. Потом их зарывают ночью, тайком, за стенкой Второго кладбища – и концы в воду. Все шито-крыто. Заключенная как родит, ребенка сразу уносят, а потом ей говорят, что умер сразу после рождения. Ребенка же, живого, отдают на расправу и отправляют на тот свет.
– В камерах для пожизненных? – удивился Японец.
– Ну, значит, наняли убийцу какого-то из тех, кто отбывает пожизненное. Не каждая ведь повитуха на такое пойдет. А пожизненное, в основном, серийные убийцы получают. Наверное, начальник тюрьмы нашел такого, за определенные льготы в содержании.
– И вот такое… Шо младенцев душит… сейчас вышло в город? – нахмурился Японец. – Вышло прямиком в город? В мой город?
– Так все вышли, – пожал плечами Котовский, – решено было всех заключенных освобождать. И серийных убийц тоже.
– Надо хоть знать, кто в той камере сидел, – не мог успокоиться Японец.
– А как узнать? Ребята вон тюрьму громят! Все бумаги во дворе жгут. Как теперь узнаешь?
Впрочем, Японец все-таки заставил Майорчика найти кого-то из заключенных. Мелкий воришка, подряженный тюремной охраной для обслуживания тех, кто сидел в подвалах, трясся от страха перед самим Мишкой Япончиком.
– Вторая дверь справа… Кто сидел? – строго допытывался Японец.
– Так убивцы там были… гы… – Воришка был придурошным, он мог только испытывать страх, и не понимал, чего от него хотят, – убивцы по жизни сидели… Не видел я их… Миски только подавал в отверстие… Лиц не видел…
– А охранники говорили, кто?
– Убивцы сидели… страшные… се… си…
– Серийные. Дальше! – Японец злился от нетерпения.
– Ну да… эти… серийные… в подвале… а кто и за шо, охранники не говорили ни за шо, ни за так, как их зовут…
– А что особое в ту дверь ты носил? Такое, шоб не как за всем?
– Вино туда давал. Бутылки. Булки еще белые. А один раз шоколад.
– Видишь, что я тебе говорил, – сказал Котовский, присутствующий при разговоре, – начальник тюрьмы нанял заключенного серийного убийцу на такую гадость. Тот за льготы и подчищал грязные дела. Только ты брось. Мало что бывает в жизни. Где ты его теперь найдешь – растворился, как рыба в воде.
Глава 4
Конец дома Тани на Елисаветинской улице. Увольнение из Оперного театра. Кризис весны 1919 года