Элпью вывела ее на выложенную известняком дорожку. Туфля графини смачно чавкнула, когда она выдрала ногу из топкой лужайки.
— По моему опыту, дорогая Элпью, нет ни одного представителя аристократии, который не объявил бы себя нищим. Стоимость домов, накладные расходы, земли, которые они потеряли при Кромвеле... Все они считают себя беднее церковной мыши. Чума на эту грязь! Знаешь, Элпью, одно время зимой здесь устраивали каток. Потом его осушили, но, похоже, не очень успешно.
— Что это за шум? — Элпью обернулась. Позади по дорожке, в клубах пыли, мчались, стремительно приближаясь к ним, два всадника. — Держитесь, миледи! — Она стащила графиню назад на влажную траву.
Лошади пронеслись, обдав женщин грязью. Графиня выплюнула попавшую в рот землю.
— Фу! Наверняка опять титиры.
Элпью протерла глаза.
— У них розовые ленты.
— Посмотри туда! Какое величественное сооружение, Элпью. — Графиня быстро зашагала по дорожке к красивому дворцу. — Какой знатный человек живет в столь великолепном жилище? — Они остановились на ступеньках, ведущих к воротам. — Это дом лорд-мэра Лондона?
На столбах, к которым крепились огромные кованые ворота, были установлены каменные статуи, изображавшие лежащих, но страдающих людей.
— Господи! — Графиня рассмеялась. — Вид у этих типов не очень-то счастливый. Где мы?
— В том, что они несчастны, сомневаться не приходится, мадам, — понизив голос, произнесла Элпью, — потому что это красивое место — Вифлеемская больница.
— Бедлам! — воскликнула графиня. — Этот дворец — пристанище для умалишенных? Честно сказать, те, кто построил такую дорогую резиденцию для ненормальных, сами сумасшедшие. Она похожа на дворец Лувр в Париже — дом короля.
Элпью ткнула графиню в бок. Две лошади, которые чуть их не затоптали, были привязаны у лестницы. Они пили из колоды, и от их боков валил пар.
— А где эти ужасные юноши с розовыми лентами? — Графиня огляделась. — Надеюсь, не прячутся в кустах, чтобы нас ограбить.
— Я так думаю, они развлекаются, глазея на бедных узников. И в самом деле, мадам, в безумный век мы живем. Итак! — Элпью порылась в кармане. — Раз уж мы здесь, заплатим свои два пенса и войдем?
Графиня обдумала предложение.
— Возможно, мы увидим мистера Лукаса...
Она подхватила Элпью под руку, и сыщицы поднялись на высокое крыльцо и вошли в изящную дверь. Элпью опустила входную плату в красивые ящички для денег, которые являлись частью раскрашенных статуй, изображавших выпрашивающих милостыню цыганок. За статуями стоял дородный мужчина в синем одеянии, с большим жезлом.
— Больные женщины в западной галерее, мужчины — в восточной! — рявкнул он. — Сегодня у нас очень занятные обитатели в обеих галереях, дамы, если вы соблаговолите выбрать.
Они свернули налево и прошли через железную ограду в мужское крыло больницы.
Их встретил оглушительный шум. Ничего громче этого бренчания цепей, хлопанья дверей, чтения стихов, пения и криков ни графиня, ни Элпью в своей жизни не слышали, даже когда сидели в Ньюгейтской или Флитской тюрьме во время самых страшных бунтов.
— Где тут может быть мистер Лукас? — проорала Элпью, внося свой вклад в какофонию.
Некоторые пациенты сидели за решеткой, другие, которых считали безобидными, бродили на свободе. Элпью по очереди вглядывалась в клетки.
— Ну, скажу вам, мадам, пахнет здесь похуже, чем нашатырем или аммиаком. Какое вонючее место. Как в зверинце.
Мужчина в клетке жевал и одновременно бормотал:
— Сыр хорош с хлебом, а хлеб хорош с сыром, и хлеб — это хлеб, а сыр хорош, и хлеб с сыром...
Другой мужчина рядом с ним маршировал на месте.
— Чем вы занимаетесь, — спросила Элпью, — что топчетесь на одном месте?
— Я утрамбовываю совесть, чтобы она не поднялась и не бросилась мне в лицо. — Он прыгнул вперед и стал трясти прутья решетки. — Берегитесь! Берегитесь! Она свирепа, как разбуженный лев, она рычит вот так. — Он издал могучий рев, заставив Элпью отпрыгнуть назад, а мужчину с хлебом и сыром — выплюнуть полный рот еды, запачкав графиню.
Старик в следующей клетке протискивался сквозь прутья и кричал:
— Я достаточно стар, чтобы у меня выросли волосы там, где у вас их нет. — Он похлопал себя по штанам. — Хотите посмотреть, дамы?
Отведя глаза, Элпью быстро прошла дальше.
— О, Элпью! — в тревоге вскричала графиня. — Какие неистовые силы овладевают этими созданиями, делая их такими?
Красивый мальчик рядом с ними подпрыгивал, непрерывно что-то бормоча.
— Что он говорит?
— Помогите, помогите, помогите, помогите, мадам.
— Чем мы можем тебе помочь, дитя? — спросила графиня, надеясь дать ему конфету или денег, чтобы облегчить его очевидные страдания.
— Теперь уже никто не может мне помочь. Осторожнее, старая леди, ибо я пытаюсь удержать свою мочу, но когда она вырвется наружу, вы наверняка утонете вместе со всеми этими душами.
Графиня быстро отошла в сторону.
— Какая химера — жизнь, Элпью. Легкое дуновение ветра. — Она поднесла к носу платок, чтобы приглушить вонь.
— Бедняжки, бедняжки. — Элпью бросила взгляд на следующий ряд безумных узников.
— Увы, увы, мадам... — Мужчина рядом с графиней наклонился к ней и покачал головой. — Это и в самом деле печальные души.
— Жалкое зрелище, сэр, — отозвалась графиня сквозь смятый платок. — Мы ищем здесь друга. Мистера Лукаса.
— Лукаса? Нет. Я его не знаю. — Мужчина пошел в ногу с графиней. — Я занимаюсь биржевыми спекуляциями в Сити. Мне нравится прогуливаться здесь по галереям. Ради собственного душевного здоровья. Мой бизнес — деньги. И очень успешный, будьте уверены. Сегодня миром правят деньги. — Он коснулся локтя графини. — Позвольте дать вам совет. Вкладывайте, мадам! Вкладывайте ваше золото. Вы удвоите, утроите его.
Хотя золота у нее было немного и, уж конечно, не имелось свободного для инвестиций, предложение показалось графине заманчивым.
— И какое же общество, товар или компанию вы порекомендуете, сэр?
Мужчина оглянулся — убедиться, что их не подслушивают.
— Вкладывайте в воздух, мадам. Вот в чем суть. В воздух. Он будет подниматься все выше и выше.
Графиня вздрогнула. О чем болтает этот человек?
— Поверьте мне, мадам. Я знаю свое дело. У меня есть вклады от самого человека.
— От какого человека, сударь?
— От человека на Луне, конечно же. — Мужчина пожал плечами и значительно кивнул. — Уж если он не знает, мадам, то кто? Ответьте мне на этот вопрос.
— Не забывайте, миледи, некоторые пациенты могут свободно гулять по галерее. — Элпью благополучно увела графиню прочь. — В мужском крыле мы не можем с уверенностью сказать, кто пациент, а кто нет, если только это не женщина, как мы.
Позади раздался взрыв беспорядочного шума. Элпью повернулась к графине и повысила голос:
— Это бесполезно, мадам. Их здесь столько... Да и чего мы добьемся? Мистер Лукас точно ничего нового нам не скажет.
— Кто знает? Иногда безумец заметит какую-то мелочь, которую мы оставим без внимания.
И тут они услышали — в отдалении, перекрывая шум, зазвучала песня:
— О, красавица Анна, я твой, красавица Анна, иди домой.
Графиня сунула скомканный платок в карман и, подобрав юбки, устремилась в ту сторону. Элпью бросилась за ней.
Лукаса они увидели в дальнем конце галереи, рядом со входом.
— Он кажется ужасно высоким, Элпью. Что случилось? — ахнула графиня, проталкиваясь сквозь пациентов и посетителей. — Он идет на ходулях?
Элпью подпрыгнула, пытаясь разглядеть, что происходит.
— Нет, мадам, он, кажется, сел кому-то на плечи.
Толпа становилась все гуще. Женщины пробирались мимо пациентов, глазевших сквозь прутья решеток. Пение оборвалось.
— Элпью, ты его видишь?
Элпью опять подпрыгнула для лучшего обзора.
— Я вижу его, мадам. Он направляется к выходу. — Она еще подпрыгнула. — О нет. — И пошла быстрее.