Перед ними стоял насквозь промокший и размахивавший метлой Годфри.
— Суки! — Он расплакался и подхватил Рыжика на руки. — Не трогайте мою собаку.
— Годфри! — Графиня поднялась. — Ради всего святого, что на тебя нашло?
Он простер свою узловатую руку, указывая належавшую на столе книгу.
— Я прочел эту мерзость, которую вы принесли в дом. Так которая из вас?
— Годфри, почему ты прятался во дворе, завернувшись в простыню? — Графиня лихорадочно пыталась разобраться в происходящем, пока Годфри стоял перед ней, покачиваясь и меча взглядами молнии. — Ты совсем выжил из ума?
— Как я мог спать с вами в одной комнате, ах вы, развратницы, шлюхи, потаскухи! — Пес принялся лизать Годфри лицо. — Никто меня не любит, кроме этой собаки. Мы ушли во двор и соорудили навес из простыней, но порыв ветра унес их вместе с нужником.
— Элпью, раздуй огонь. — Графиня села. — Годфри, пожалуйста, сядь и объясни, о чем ты говоришь.
— Не думаю, что это вы, миледи, но кто-то принес в этот дом сифилис. Иначе зачем вы читаете такие книги и почему в кладовке спрятаны бутылка болеутоляющего эликсира доктора Кокбурна, пакетик потогонного экстракта и укрепляющие ртутные капли?
— Что касается книги, — вздохнула графиня, — то я купила ее по ошибке. Что до лекарств, ничего не могу сказать. Элпью, а тебе про них что-нибудь известно?
— Конечно, нет, мадам.
— Тогда, пожалуйста, закрой дверь, а то меня продует и кончится тем, что придется каждый вечер растираться укрепляющим бальзамическим электуарием мистера Олкрейса. И вам обоим придется мириться с его вонью.
— Это все она, ваш приемыш, графиня. — Годфри попятился от Элпью, идущей по кухне. — Эта потаскуха Элпью. Это она. Вы пытаетесь ее защитить.
Графиня вздохнула:
— Уверяю тебя, Годфри, ничего подобного я не делаю.
Тогда он подошел к кровати Элпью и стал сбрасывать на пол простыни и подушки.
— Годфри! Держи себя в руках. — Графиня встала лицом к лицу со своим слугой. — Я пыталась оградить тебя от этих сведений, но ты зашел слишком далеко, обвиняя Элпью. Единственным больным человеком в нашем доме была Ребекка. Констебль сказал нам, что тело было сильно поражено признаками последней стадии сифилиса. Видимо, ее служанка Сара держала лекарства в кладовке подальше от любопытных глаз.
— Ребекка не была непотребной сифилитичкой. Как вы смеете! — Годфри опустил пса на пол и теперь надвигался на графиню. — Вы... вы... грязная сплетница!
— Годфри, я не потерплю подобной чепухи, — твердо заговорила графиня. — Или ты берешь себя в руки, или уходишь отсюда навсегда. — Рыжик подскочил к графине и попытался лизнуть ей руку. — Сейчас я предлагаю тебе просушить простыню перед очагом, а потом всем нам надо поспать. Потому что на завтра, Годфри, у меня для тебя важное задание.
Годфри устремил на нее мрачный взгляд.
— Я хочу, чтобы ты проследил за Никамом и выяснил, где же он все-таки живет. Мы знаем только, что в переулке рядом с Патерностер-роу. Его семейная жизнь кажется мне подозрительной. Он что-то скрывает. Возможно, он знает, где Сара. Возможно, он был последним, кто видел Ребекку живой. Мы даже можем предполагать, что это он ее убил. Патерностер-роу, — проговорила графиня. — Странное название для улицы, да и окрестные названия ему не уступают.
— В прежние времена папистские священники ходили там, повторяя свои молитвы. «Богородицу», пройдя вверх и вниз по Аве-Мария-лейн, и «Отче наш» — вниз по Патерностер-роу, и заканчивали...
— В Амен-корнер, полагаю? — Она почесала песика за ушами. — Нелепое название для улицы, а, Рыжик? Нелепое, нелепое название.
Укутанный от ветра, который все еще завывал по улицам Лондона, Годфри вышел до рассвета, чтобы подежурить снаружи до прихода Никама. Ему было приказано проследить Никама до его дома и сразу же вернуться к графине с адресом.
Элпью и графиня тоже завернулись в плащи и ушли вскоре после этого.
На Сенном рынке царил беспорядок. Тенты киосков хлопали на ветру. Сено, солома и мусор маленькими смерчами носились по площади, а лавочники тем временем ловили перепуганных животных, которые выбрались из своих покореженных загонов.
— Сколько загадок, — проговорила графиня, отпрыгивая в сторону от гуся, который вытянул перед ней шею, хлопая крыльями. — Кто был тот странный человек в квартире Ребекки прошлым вечером и что ему было надо?
— Да. — Элпью помогла графине обойти ведро угрей, грозившее опрокинуться, потому что по нему бил копытом перепуганный ослик. — И где эта скверная девчонка Сара?
— Не уплыла в Новый Свет, насколько мы знаем, грязная неряха! — Подобрав юбки, графиня перешагнула через кучку конского навоза. — Не представляю, как женщина вроде Ребекки могла держать у себя в горничных такую угрюмую грязнулю. Она же постоянно хандрила.
— Может быть, миледи, это как-то связано с теми странными морскими волками из Лаймхауса?
— Ничего не могу тебе на это сказать, Элпью. Я не поняла почти ни одного слова из их речей. Если нам снова понадобится их навестить, предлагаю взять с собой переводчика. На каком языке они говорили?
— Думаю, на обычном английском, но сдобренном морским жаргоном.
— Ну, тогда чума на эту их морскую тарабарщину, в которой, по-моему, сам черт ногу сломит.
— Может, поискать кого-нибудь, кто разгадает для нас этот шифр?
— Полагаю, Элпью, ты не хочешь сказать, что у тебя есть друзья-пираты и им подобные?
— Нет, мадам, но вы знаете такого человека.
— Я? За кого ты меня принимаешь? К твоему сведению, девчонка, среди моих знакомых нет пиратов, морских разбойников и корсаров.
— Я имела в виду мистера Пипса, мадам, и так удачно, что вы встречаетесь с ним сегодня вечером за бокалом вина...
— Элпью! — Графиня остановилась. — В самую точку! Старина Пипс, бесспорно, все знает о кораблях. Видимо, только о них он и знает, но, вероятно, сможет помочь нам советом.
Навстречу им катил наемный экипаж. Графиня бросилась в подворотню, спасаясь от брызг, полетевших из-под колес, которые пробороздили огромную лужу.
— Может, стоит презентовать ему пакетик чая.
Минуту или две женщины шли молча. Когда они миновали голубые столбики, отмечавшие вход на Лестер-филдс, Элпью остановилась.
— Значит, вот забор, который в этот раз спас лорда Рейкуэлла от танца с веревкой на шее.
Деревья на поле угрожающе раскачивались. На траве валялись обломанные ветки. Графиня и Элпью постояли, разглядывая жалкий акр травы, на котором человек умер только потому, что находился не с той стороны забора, чтобы рассчитывать на помощь.
— Рейкуэлл настолько порочен, он такой подлый и вероломный, такой наглый и грубый, что я невольно прихожу к мысли о его связи со всей этой тайной.
— И каким образом он держит в руках всех этих высокопоставленных людей, что они не признали его виновным даже перед лицом неопровержимых улик?
Графиня и Элпью с трудом продвигались вперед под напором ветра, который несся вдоль Дерти-лейн.
— Тьфу на этот ураган! Я боюсь, что мы не доберемся живыми до Флита.
— Интересно, удастся ли Годфри выследить Никама в такой день, как сегодня? Возможно, у этого человека хватит ума остаться дома, сидя перед жарким камином.
Графиня рассмеялась:
— Да он, наверное, плетется за нами ярдах в ста позади, надеясь, что мы приведем его к мистрис Монтегю. — Она перекрестилась. — Упокой, Господи, ее душу.
— Он действительно этого хочет? — Элпью помогла графине завернуться в плащ, полы которого хлопали на ветру, как зловещие крылья. — Подозреваю, что у этого человека не все в порядке с головой.
— Конечно, не в порядке. Но Рейкуэлл — гораздо более серьезный враг. Как по-твоему, зачем титиры увезли бедного умалишенного мистера Лукаса из надежных стен Бедлама?
— Вот загадка так загадка. Может, они хотят попросить за него выкуп.