Нестройные аплодисменты.
— Вы также увидите, что моя философия полезна и просто как инструмент для жизни. Итак, дамы и господа, сначала я объясню, что Страсть — это движение чувствительной составляющей нашей души. Страсть состоит из многих частей — главным образом из внутренних движений, например, при Ненависти учащается пульс, а при Желании сильнее бьется сердце, и из внешних движений, таких как стиснутые в Гневе кулаки или спасение бегством, вызванное Страхом.
Заерзав на сиденье, Ребекка пробормотала себе под нос:
— Или зевота, вызванная мучительной скукой.
Графиня ухмыльнулась. Она сама не выразилась бы лучше.
— И разумеется, часть тела, наиболее ярко выражающая Страсти, — это лицо. Лицо, которое быстрее всего получает из мозга наиболее сильные сигналы.
Графиня подавила зевок. Больше часа подобного вздора? Она посмотрела на соседей в поисках моральной поддержки, но, по всей видимости, только их с Ребеккой не захватило происходящее.
— Теперь я покажу вам простое упражнение. — Лампоне повернулся к Анне Лукас. — Прошу вас, мадам Лукас, освободите свое лицо от всякого выражения.
Анна стояла в центре сцены, Лампоне встал позади нее.
— Наморщите лоб, насупьтесь, хмурьтесь.
Анна свела брови.
— Глаза сияют, взгляд скошен в сторону, постоянно горит огнем.
Анна Лукас привела свои глаза в требуемое положение.
— Ноздри расширены и напряжены, губы плотно сжаты, уголки рта оттянуты в стороны и вниз, зубы стиснуты.
Анна затрепетала ноздрями и сжала губы.
— Теперь пусть кто-нибудь в зале скажет мне, что это означает.
— Запор у второразрядной актрисы, — пробормотала Ребекка.
Графиня с трудом удержалась от смеха.
— Какую из Страстей, дамы и господа, вы лицезреете перед собой? — Он указал на джентльмена в блестящем каштановом парике.
— Ревность? — предположил мужчина.
Лампоне самодовольно повел плечами, и Анна расслабила лицо. Аплодисменты.
— Теперь, Анна, поднимите брови и сведите их, а внешние концы опустите, веки опущены.
Элпью видела, что многие из зрителей тоже следуют указаниям Лампоне.
— Рот слегка приоткрыт, уголки опущены вниз. Голова небрежно наклонена набок.
Он снова повернулся к аудитории.
— А теперь? Мадам? — обратился он к Ребекке.
— Позвольте сказать, синьор Лампоне, что я считаю вас гением... — Взрыв аплодисментов. У Анны Лукас начали подергиваться мышцы лица. — Я бы предположила, что выражение лица миссис Лукас указывает на печаль, которую она испытывает, когда размышляет о том, что я играю лучше.
Кто-то засмеялся, остальные смущенно зашевелились.
На мгновение Анна Лукас застыла, затем разрыдалась и убежала через маленькую дверь в конце сцены.
Лампоне, казалось, не знал, то ли последовать за оскорбленной актрисой за кулисы, то ли продолжать демонстрацию самому. Некоторое время он продолжал говорить, пытаясь строить соответствующие гримасы, и наконец вскинул руки:
— Е un disastro! Un fiasco![13]
Зрители растерянно зашептались.
— Дамы и господа. — Сиббер прошел по проходу и поднялся на сцену. — Позвольте предложить вам небольшой перерыв. Через десять минут, я уверен, синьор Лампоне будет рад продолжить свою лекцию. — Он повернулся к распахнутой двери, которая вела за кулисы. Из нее торчали две головы. — Музыканты? Прошу вас, сыграйте снова.
Сиббер посмотрел на ухмылявшуюся Ребекку Монтегю и знаком предложил ей присоединиться к нему на сцене.
Графиня и Элпью вышли из зала вместе с другими зрителями и решили прогуляться по террасе рядом с Водными воротами и сравнить свои наблюдения.
— Какой поворот, — проговорила графиня, закутываясь в плащ.
— Мне ужасно жаль, что она вмешалась, — заметила Элпью. — Я наслаждалась лекцией.
— Ты шутишь? — Графиня посмотрела на нее с изумлением. — Да я с большим удовольствием познакомилась бы с устройством водопровода.
В нескольких ярдах от среднего течения реки мягко покачивались на волнах две гребные лодки, хотя прилив был невысок и перед ними расстилался черный, укрытый тенью берег. Один из лодочников указал на террасу, заметив там людей — потенциальных клиентов, и приналег на весла, направляясь к берегу.
— У нас хватит материала до конца месяца, — сказала Элпью, подсчитывая на пальцах. — Девица Джимкрэк и ее возлюбленный-убийца, ссора между актрисами, это катастрофическое представление...
Как раз в этот момент на лицо графини упала чья-то тень.
— Нэсти? Кого я вижу, это же Нэсти-Эсс! — На них наткнулась леди Бастл. — Не слишком ли дороговат твой наряд, дорогая? Откуда ты выкопала это древнее платье? Ему самое место в музее.
Графиня беззвучно открывала и закрывала рот.
Бастл засмеялась:
— Ну и ну! Вот новая Страсть для мистера Лампоне. Как это называется, Нэсти-Эсс? Сумасшествие?
— Это называется, — встряла Элпью, —Достоинствоперед лицом неслыханной грубости.
Теперь дар речи потеряла Бастл.
— Послушай, девчонка, я не потерплю дерзостей от какой-то там служанки. На твоем месте я бы держала язык за зубами.
— На моем месте, мадам, вы бы выглядели гораздо лучше и понимали, что богатство не оправдывает хамства.
Лошадь, тянувшая проезжавшую мимо карету, фыркнула, как бы поставив точку в отповеди Элпью не слишком пристойным звуком, в то время как карета покатила дальше по Стрэнду.
Возмущенно запыхтев, леди Бастл, пошатываясь, прошла через Водные ворота и спустилась по лестнице к воде.
— Лодочник! — крикнула она. — Я уезжаю. Меня еще никогда так не оскорбляли.
Элпью обняла графиню, у которой предательски дрожал подбородок, и повела ее к одной из каменных скамеек под сводами Водных ворот.
— Я как будто снова очутилась в школе. После стольких лет...
— Посмотрите туда, мадам.
Они пригляделись — туманная фигура леди Бастл разместилась лицом к лодочнику, притиснутая другим пассажиром, видимо, ее другом-фермером. Лодочник, привычно смешивая разнообразные ругательства, поносил леди Бастл на чем свет стоит.
— Я же сказал, чтобы вы ступали осторожно, уважаемая. Из-за переизбытка ваших телес мы застряли в иле. По вашему голосу я не догадался, что вы такая туша, а излишков жира у вас побольше, чем у целой стаи китов.
— Лодочники, мадам, — стиснула руку графини Элпью, — никогда не спускают оскорблений!
— Дамы и господа, лекция возобновится через несколько минут. — Сиббер вышел на улицу, звоня в колокольчик. — Просим занять свои места.
Графиня посмотрела на реку. Шлепая веслами, лодочник наконец отчалил от дальнего края лестницы, увозя леди Бастл во тьму.
— Хотите вернуться домой? — спросила Элпью.
— Где у входа меня поджидает этот гадкий пристав? — Графиня покачала головой. — Через несколько минут я пройду на наши места. Пусть сначала войдет публика.
Элпью окинула взглядом темные улицы, чернильно-черную реку. Небезопасное место.
— Я не могу оставить вас здесь, миледи.
— Почему? Иди вперед. Меня в отличие от тебя вся эта чепуха не интересует.
— Вы точно не хотите пойти?
Графиня велела Элпью отправляться.
Когда все зрители вернулись в зал, графиня снова прошлась по Бэкингем-стрит. Было очень темно. Насмотревшись на знаменитостей, их поклонники покинули свои позиции и растворились в ночи. Не видно было и продавца имбирных коврижек. Его жаровня по-прежнему жарко пылала, но сам он куда-то делся. Графиня вздохнула — она надеялась съесть еще кусочек. Свернув за угол здания, леди Анастасия прислонилась к балюстраде.
Этажом выше подняли окно, и высунулась лысая голова.
— Что происходит?
Графиня спряталась в тени. Она узнала этого человека, но не могла вспомнить, где они встречались. В любом случае было это много-много лет назад.
— Мэри? — Мужчина обернулся в комнату. — Ты слышала?
Он снова высунулся на улицу. Еще этажом выше подняли раму в окне, и появилась женская голова.