– Прошу вас, – заныл он, цепляясь за мое стремя. – Гордиться мне нечем, но я помог ему, помог избранному. Настали времена добра и процветания, которых все ждали. Проявите доброту.
– Ты родился уродцем, природа тебя не пощадила, так с чего мне щадить?
И я положил монеты себе в карман – парень их, конечно, украл, а я верну в казну. Он дернулся, будто хотел отнять, но это было просто смешно. И тогда он сжал мое стремя и посмотрел на меня – так, будто видел насквозь.
– Ты в подметки ему не годишься, – тихо сказал он. – И никогда не станешь таким, как он. Никогда.
Такого победить небольшая доблесть, но взгляд его так раздражал, что на этот раз я ударил сильнее, чем собирался. Он отлетел в грязь и остался стоять на коленях, вытирая кровь рукавом. Лицо у него будто одеревенело, и на секунду мне стало жаль его, но я развернулся и, подстегнув коня, помчался вперед.
– Ты никогда таким не будешь! – крикнул он мне вслед, но я едва слышал. Мне нужно было срочно убедиться, что рассказанное им – ложь, и скоро я уже забыл про эту встречу, потому что со мной кое-что произошло.
Я так летел вперед, все подгоняя и подгоняя коня, что тот споткнулся: наверное, под копыто ему попал камень. Конь всхрапнул, оступился на всем скаку, будто запутался в собственных ногах, я пролетел вперед и с размаху растянулся на дороге, а конь упал. Руку обожгло болью, я задрал рукав – кости целы, даже ушиба не было. А вот конь лежал и не мог подняться, передняя левая нога была вывернута под странным углом. Конь храпел и метался по земле, пытался встать и не мог.
– Давай, кляча, поднимайся!
Я дергал его за поводья, но он хрипел только сильнее, пнул его – не помогло.
Коня придется убить, чтобы не мучился. Ему все равно конец. Я бессильно опустился на землю – я всегда любил лошадей, а этот конь был моим любимцем уже много лет, и я вдруг почувствовал, что задыхаюсь. Солнце зашло за тучи, и такая тишина была вокруг, будто мы с ним одни в целом свете. Конь загнанно дышал – и я, сам не зная зачем, коснулся его раненой, неподвижно лежащей ноги. Кожа была теплая, под ней мелко дрожали мышцы, острые края кости изнутри упирались в плоть, пытаясь разорвать ее сильнее. Я обхватил перелом ладонями, меня словно что-то потянуло так сделать, как будто это могло помочь.
И тут произошло что-то странное. Края кости начали сходиться под моей рукой, как разводной мост, они двигались, прилаживались друг к другу. Я чувствовал, как собираются и встают на место мелкие костяные осколки, как сшиваются разорванные мышцы, как восстанавливаются сосуды и кровь снова начинает по ним течь.
Я отдернул руки. Конь, у которого в глазах только что стояли слезы, поднялся на ноги, сделал пару шагов и взглянул на меня, будто говорил: «Ну что, поехали?» А я все сидел, бессмысленно глядя на свои руки. Я чувствовал себя вымотанным, уставшим, кружилась голова, как будто все свои силы я отдал коню. В это невозможно было поверить, но именно это и произошло: я коснулся его ноги, и кость срослась.
Значит, хромой не врал, Сердце правда нашли. Дары вернулись – и один из них есть теперь и у меня. Я засмеялся трясущимся, взвинченным смехом.
Дар исцеления. Не войны, не драки, не меткой стрельбы, а дурацкого исцеления. Барс издевается надо мной. Я всегда так гордился своей силой, а мне достался дар, как у девчонки, от которого я еще буду слабеть каждый раз, как использую его. Лечить, слабея самому, – да кому такое нужно?
Но даже думать об этом у меня не было сил. Я с трудом поднялся на ноги, отошел подальше в чащу, привязал коня к дереву и уснул, подложив под голову сумку. Сквозь сон мне все казалось, что кто-то смотрит на меня из чащи, но я слишком привык спать в полном мрачных теней дворце, чтобы из-за этого проснуться.
Когда я открыл глаза, была глубокая ночь, почти утро. Я проспал едва ли не сутки. Ноги у меня до сих пор тряслись от слабости, и я решил: никому не расскажу о том, что случилось с конем, никогда больше не воспользуюсь даром, не буду чувствовать себя таким слабым.
Поднялся ветер – выл, стучал ветками деревьев, и, чем ближе я подходил к Пропастям, тем сильнее он становился. Еще издали я услышал: дела там довольно плохи. Оттуда неслись гневные, полные ненависти крики, звуки ударов, и я, спрятав коня в ближайшем лесу и оставив там же мундир, подобрался ближе.
То, что я увидел, на празднование победы было уж никак не похоже. Сотни людей занимались тем, что, кажется, пытались друг друга убить. На минуту я замер, а потом заметил неподалеку знакомые мундиры посланников и подошел к ним. В предрассветной полутьме никто на меня и внимания не обратил.