До дня возвращения нашего парохода мы с Генри залегли на дно. А когда мы увидели, что капитанская шлюпка причалила к берегу, мы отправились на пляж и стали в воде у берега. Увидев нас, капитан заулыбался.
– Я же говорил, что вы будете ждать меня, – произносит он. – А где же ваша машинка для приготовления гамбургеров?
– Она решила остаться здесь, – отвечаю я, – чтобы играть мелодию «Нет ничего милей родного дома».
– Все в точности, как я вам предсказывал, – снова говорит капитан. – Забирайтесь в шлюпку.
– И это, – сказал Кио, – правдивая история о том, как мы с Генри Хорсколларом привезли в эту страну первый граммофон. Генри отправился обратно в Штаты, а я с тех пор все скитаюсь в тропиках. Говорят, после этого случая Меллинджер никуда не ходил без своего граммофона. Думаю, он помогал Меллинджеру не забывать о своих принципах всякий раз, когда очередной ловкач пытался сунуть ему взятку, разливаясь соловьем и подмигивая на оба глаза.
– Неудивительно, что он захотел забрать граммофон с собой на память, – заметил консул.
– На какую там память! – сказал Кио. – В Нью-Йорке ему понадобится не меньше двух, и чтоб играли, не замолкая ни на секунду.
Глава VII
Денежный лабиринт
Новое правительство Анчурии с энтузиазмом приступило и к своим обязанностям и к своим правам. Самым первым решением правительства было отправить в Коралио агента с категорическим приказом вернуть, если это только возможно, денежные средства, похищенные из казначейства злополучным Мирафлоресом.
С этой важной миссией из столицы был отправлен полковник Эмилио Фалькон, личный секретарь нового президента Лосады. Должность личного секретаря тропического президента – это очень ответственная должность. Он должен быть и дипломатом, и шпионом, и повелителем людей, и телохранителем своего повелителя, а еще он должен вынюхивать заговоры и зарождающиеся революции. Часто именно секретарь, уютно устроившись в тени президентского трона, определяет политику страны, и поэтому президенты выбирают себе секретаря во сто раз тщательней, чем даже спутницу жизни.
Полковник Фалькон, вежливый и учтивый джентльмен, обладавший истинно кастильской любезностью и обходительностью, прибыл в Коралио с заданием отыскать давно остывший след пропавших денег. Здесь на месте он обратился за помощью к военным властям, которые получили инструкции всячески содействовать ему в расследовании.
Полковник Фалькон устроил свой штаб в одной из комнат Casa Morena. Здесь в течение недели он проводил свои неофициальные заседания – как если бы он был в одном лице и следователь, и судья, и прокурор. Он вызывал «для беседы» всех тех, чьи свидетельства могли бы пролить хоть какой-то свет на финансовую трагедию, которая сопровождала другую, хотя и не столь значительную, трагедию – смерть бывшего президента.
Двое или трое из тех, с кем полковник таким образом побеседовал (в том числе и парикмахер Эстебан), заявили, что они опознали бренное тело президента перед тем, как оно было предано земле.
– Истинно вам говорю, – рассказывал Эстебан полномочному представителю правительства, – это был он, президент. Подумайте: как могу я брить человека и не видеть его лицо?! Он послал за мной, и я брил его в маленькой хибарке. У него была борода, очень черная и большая. Видел ли я президента когда-нибудь раньше? Почему нет? Я видел его один раз в Солитасе – он прибыл туда на пароходе и ехал в карете. Когда я побрил его, он дал мне золотую монету и велел помалкивать. Но я – либерал, и я предан своей стране, и я рассказал обо всем сеньору Гудвину.
– Нам известно, – ровным голосом продолжал полковник Фалькон, – что покойный президент имел при себе кожаный американский саквояж с большой суммой денег. Вы видели этот саквояж?
– De veras[73], нет, – ответил Эстебан. – Света в этой хибарке было очень мало – всего один маленький светильник. Когда я брил президента, я едва мог рассмотреть его лицо. Может, там и была эта вещь, но я ее не видел. Нет. Также в комнате была молодая женщина – сеньорита очень большой красоты – о, да! – это я смог заметить даже в тусклом свете этого маленького светильника. Но денег или какой-то сумки с деньгами – ничего такого я не видел, сеньор.
Comandante и другие официальные лица дали следующие показания. Их разбудил шум пистолетного выстрела в гостинице де лос Экстранхерос. Они подняли тревогу и поспешили туда, чтобы защитить мир и достоинство республики, и там обнаружили человека – он лежал мертвый, а в руке его был зажат пистолет. Около него горько рыдала молодая женщина. Сеньор Гудвин также был в комнате, когда они вошли. Но ничего похожего на саквояж с деньгами они не видели.
Мадам Тимотеа Ортис, хозяйка гостиницы, в которой и завершилась игра «лиса на охоте», подробно рассказала о том, как двое ночных гостей прибыли в ее дом.
– В мой дом они пришли, – сказала она, – один сеньор, не совсем еще старый, и одна сеньорита, достаточно красивая. Они не захотели ни поесть, ни попить – не захотели даже моего aguardiente – а ведь он лучший в городе! В свои комнаты они поднялись – numero nuevo и numero diez[74]. Позже прибыл сеньор Гудвин, и он тоже поднялся наверх, чтобы поговорить с ними. Потом я услышала страшный грохот, совсем как выстрел из пушки, и они сказали, что pobre presidente[75] застрелил себя. Está bueno. Я не видела ни денег, ни той вещи, которую вы называете сакваяш, и которая, вы говорите, у него была. Полковник Фалькон очень скоро пришел к вполне разумному заключению, что если кто-нибудь в Коралио и может дать ему подсказку относительно того, куда исчезли деньги, то этот человек – Фрэнк Гудвин. Однако для того, чтобы получить информацию от американца, благоразумный секретарь избрал совсем иной подход. Гудвин был влиятельным человеком и другом нового правительства, так что в вопросах, которые затрагивали его личную честность или храбрость, нужно было быть предельно осторожным. Даже личный секретарь Его Превосходительства не решался вызвать этого бананового короля на допрос, как обычного гражданина Анчурии. Поэтому он послал Гудвину цветистое послание, с каждого слова в котором так и капал мед. В этом письме он просил Гудвина оказать ему честь и встретиться с ним, когда и где мистеру Гудвину будет удобно. В ответ Гудвин отправил полковнику приглашение на обед в своем доме.
Незадолго до назначенного времени американец отправился в Casa Morena, чтобы лично встретить и проводить своего гостя. При их встрече он приветствовал полковника искренне и дружелюбно. К этому времени жара уже спала, и они неторопливо направились к дому Гудвина, который находился за городом.
Когда они прибыли, Гудвин попросил полковника несколько минут подождать и оставил его в огромной прохладной зале, где паркет был выложен так искусно и отполирован так тщательно, что любой американский миллионер мог бы только позавидовать. Он пересек патио[76], укрытый от солнца искусно устроенными тентами и продуманно рассаженными растениями, и вошел в длинную комнату в противоположном крыле дома, окна которой выходили на море. Жалюзи на окнах были широко раскрыты, и океанский бриз, как невидимый поток прохлады и здоровья, наполнял собой комнату. Жена Гудвина сидела у окна и рисовала акварельный эскиз предвечернего морского пейзажа.
Эта женщина выглядела вполне довольной жизнью, да что там довольной – по-настоящему счастливой. Будь поэт вдохновлен описать ее внешность посредством сравнения, ее серые с белым глаза он сравнил бы с цветком ипомеи[77]. Этот проницательный рифмоплет не стал бы сравнивать ее ни с одной из олимпийских богинь, слухи о красоте которых передаются из поколения в поколение, отчего их очарование давно уже стало классическим и холодным. Нет, место ее было не на Олимпе, а в раю. Если вы можете представить себе Еву, которая после изгнания из райского сада смогла обмануть ангелов с огненными мечами и спокойно вернулась в Эдем, вот это будет она. «Она была и женщиной земной и ангелом небесным» – вот, пожалуй, наиболее точное описание миссис Гудвин.
77