Настоящее - лишь точка на оси времени, скользящая от прошлого к будущему. Завтра всегда отрицает сегодня, но оно бы никогда не наступило, если бы люди забыли о том, что случилось вчера.
Свыше двух тысяч лет назад жил в Китае правитель по имени Цинь Ши-хуанди. "Ди" означает "великий", "царственный". Он хотел видеть свое государство "монолитным и непобедимым". Сомнения были чужды ему, а люди, которых разъедало сомнение, - ненавистны. Цель для него оправдывала все средства, а средства казались проверенными и достаточно радикальными. Он велел сжечь все книги, кроме гадательных, и на всякий случай сохранить труды по военному делу и сельскому хозяйству. А чтобы сгоревшие тексты не стали известны в устной передаче, всех грамотеев перетопили в нужниках. Было их всего-то было несколько сотен. Свершив таким образом "культурную революцию", Цинь приступил к возведению Великой китайской стены, которая должна была оградить государство и от чужих армий, и от чужих идей. Он не любил н не хотел никаких сложностей. За недоносительство казнил, доносчиков награждал и повышал по службе. Никто не протестовал, дисциплина была образцовой, а управление предельно простым. Один умный человек сказал, что "это великолепное государство обладало только одним недостатком: жить в нем было нельзя".
Даже самому Циню пришлось расплачиваться за свою решительность и прямоту. Его поразила мания преследования - профессиональная болезнь тиранов...
Безобразик, как и Цинь, больше всего на свете любил простоту. Именно ту простоту, о которой говорят, что она хуже воровства. Намного хуже. Во имя этой простоты он отменил все искусства, кроме коллективной декламации, игры в шахматы и военной гимнастики. Более того, в отличие от Циня Безобразик даже сумел регламентировать постоянно растущее число доносов. Для особо активных доносчиков он ввел "налог на роскошь", чем и удерживал сей род деятельности в "разумных пределах".
Сосед и супротивник Безобразика король Мегерик - монарх совершенно иного склада. Он удивительно напоминает президента Лосаду из "Короли и капуста" О.Генри. Очевидно, не вмешайся наши конструкторы, он тоже так бы тряхнул свое несчастное отечество, что с него бы "чуть не слетели цепи лени и невежества". Впрочем, весельчаку Мегерику не до того. Он рвется на войну. И тут кончаются любые исторические или литературные реминисценции. Лем дает полный простор удивительному юмору и поразительной находчивости конструкторов. Читатель сам узнает, как Клапауциус и Трурль предотвратили кровопролитную бойню и одурачили королей, как достигли того, что один саперный батальон дошел до абсолютного солипсизма и заявил, что, кроме него, ничто реально не существует, а план неприятельской крепости оказался выполненным в абстрактном духе, совершенно противоречащем армейской традиции.
Но конструкторы не только носятся по космосу в погоне за приключениями, не чужды им, говоря научным языком, и поисковые темы. Когда им удается набрести на что-нибудь действительно стоящее, автор сам не выпускает их из лаборатории. Так случилось и тогда, когда Трурль замыслил создать Электрибальда - поэта на молекулярном уровне. Ставший традиционным спор о том, может ли машина заниматься художественным творчеством, дал жизнь очередной сказке "Кибернады". Сама по себе задача представлялась Трурлю довольно простой. Нужно было лишь начинить новорожденный кибер всей накопленной предшествующими цивилизациями информацией. Сказано сделано. Недаром ведь "скоро сказка сказывается". И вот Электрибальд заговорил стихами. Господи, какую чушь он понес! Но чушь ли? Может быть, стоит прислушаться к ней, попытаться найти скрытый смысл. И в самом деле! Оказывается, Электрибальд повторяет эволюцию наимоднейших течений поэзии!
Сначала это косноязычный бред, футуристическое расчленение образа, смещение и теряющая смысл инверсия, потом откровенная заумь и непереводимый на человеческий язык летризм. Но Трурль не унывает. Он продолжает совершенствовать свое детище, снабжая его всевозможными ограничителями, реле и сложнейшими ассоциативными блоками. Поэтическая роль становится главнее, членораздельной, и Электрибальд пускается в формалистические изыскания. Его прямо распирает от изысканных аллитераций. "К кузине королевы крадется Киберон!" Разве это не напоминает "чуждый чарам черный челн"? Но совершенству, как известно, нет предела. Новые обратные связи - и в "творчестве" Электрибальда появляются характерные черты электронной радиопоэзии. "Где, антиобраз, ты?" Вселенную захлестывает поток кибернетических поэм. Общение с поэтами-авангардистами вплетает в этот поток струи, делающие стихи Электрибальда "туманными, многозначительными, туристическими, магическими" и приводящими "в совершенное отупение". Не это ли делает "поэта" кумиром "толпы"? Модным любимцем, заставляющим визжать от восторга и умиления? Электрибальд по праву пожинал лавры успеха. Он превзошел всех, даже дважды лауреата государственной премии, бюст которого установлен в городском парке. Только графоманы могли выйти с честью из соревнования с ним. Но на то они и графоманы.