Запертого…
Движение сфинкс было столь стремительно и внезапно, что Евгений Аристархович, не без оснований считавший себя обладателем крепких нервов, на секунду утратил выдержку и испуганно отшатнулся от решетки, инстинктивно выставив вперед тяжелый посох, прикрываясь им от возможной опасности. «Хорошо еще, нашлось отгороженное помещение,» - справившись с собой, подумал Лукин, - «а я-то собирался заменить крепкое железо на пластиковые двери! И где бы я тогда держал тебя, моя красавица? Как же я долго тебя искал! Я столько слышал о тебе, о твоих невероятных способностях, о магии, заключенной в тебе!… Ты ведь будешь хорошей кисой и поделишься своими секретами?»
- Не сердись, не сердись, - ласково попросил человек, подходя ближе. - Успокойся, а то поранишься, - и каждое слово недосягаемой добычи было как острый коготь в бок.
Почему она не чувствует свое второе тело? Почему не чувствует остальную добычу, которая так хорошо служила ей целый долгий день? Почему ее заперли? Почему она не может прыгнуть на этого невысокого, полыхающего жарким радужным светом человека и оторвать ему голову? Почему, почему, почему?
Яростная сфинкс снова бросилась на преграду.
- Однако, - задумчиво пробормотал Евгений Аристархович. Краем посоха - слишком тяжелого для роли обычной трости, - попробовал прочность железной «стены». В этой своеобразной «клетке», отгороженной в углу подвала, обычно хранились старые матрацы, одеяла и сломанный велотренажер, с помощью которого пытались преодолеть гиподинамию у пациента из девятой палаты. Тренажер не выдержал; навесной замок, удерживающий решетку в запертом состоянии, от каждого рывка решительно настроенной пленницы судорожно дергался, - но надолго ли хватит запаса стальной прочности?
Поэтому не будем тратить время, - решил Лукин. - Перейдем непосредственно к следующей стадии эксперимента.
Двигаясь нарочито медленно, чтобы не провоцировать рассерженного зверя, Лукин поднял посох Ноадина. Так-с, попробуем на сфинксе комбинацию, которую когда-то предложил старый маг…
Из тяжелого древка вырвался бледно-синий, с фиолетовым отливом луч и отразился в больших темных глазах иномирского существа.
Как хорошо, - могла бы промурлыкать сфинкс, не будь подобная сентиментальность столь унизительна для ее королевского достоинства; - как хорошо! Этот свет, Синее Око, пусть оно продолжается, продолжается…
- Вот и ладно, - улыбнулся Евгений Аристархович, когда сфинкс затихла и, медленно и изящно, опустилась на пол, расслабив напряженные мускулы лап, спины и крыльев. Даже львиный хвост, заканчивающийся пышной кисточкой, мягко упал, выдавая полное неги состояние зверя. - Так. Как действовать дальше - перенести тебя наверх, в лабораторию, или пусть перебазируют энцефалограф сюда? Техники-то много… А ты, моя красавица, сколько ж весишь, килограмм пятьдесят?
Повторяя себе, что, вообще-то, неплохо бы провести полный осмотр - выяснить, как чувствуют себя чудесным образом излеченные раны, не пострадала ли сфинкс во время вчерашнего инцидента в лаборатории Журчакова, и вообще, верны или же нет, все те теоретические выкладки, которые обнаружились после ДНК-анализа, проведенного Глюновым, Лукин дезактивировал усыпляющее, как он давно считал, действие посоха, отставил его к стене, отпер клетку…
И едва успел спрятаться за стальными прутьями. Хитрая тварь мгновенно сбросила сонное оцепенение, вывернулась и, помогая держать равновесие крыльями, бросилась на входящего в «клетку» человека.
Иди сюда, добыча! Иди ко мне!! Ко мне!! - выла сфинкс.
- Вот чертовка, - вернув замок на прежнее место, вытер пот со лба Лукин. - Как же тебя Сашка-то поймал? Чего молчишь, а? - тут доктор заметил выступившую на запястье царапину - зверюга все-таки сумела достать его когтем. Справедливо решив, что не стоит подвергать свой организм риску встречи с микробами другого мира, Евгений Аристархович взял посох и поторопился наверх.
И все-таки, как же добраться до секретов сфинкса? - думал Лукин, поднимаясь по лестнице. Ноадин всегда говорил, что у сфинксов огромный магический потенциал, как же его… хмм… перевести в направленную на благо человечества, а вернее, одного конкретного, интересующегося возможностями применения гипноза в психиатрических целях, мага, активность? Я должен, должен разрешить эту загадку!
Она долго смотрела вслед ускользнувшей добыче. Сбежал, человечек? Ничего, ты еще вернешься. И приведешь с собой всю остальную добычу. И еду. Ты еще будешь выполнять мои желания и трепетать перед моим гневом…
Ты еще узнаешь, кто королева этой норы…
XXII. СЕРДЦЕ
Октавио Громдевур был зол. Люди знающие и опытные предпочитали не доводить храброго генерала до состояния, когда от искр, с воем и дымом вырывавшихся из его ноздрей, можно было поджигать пушечные запалы; мудрые отшельники Шан-Тяйских гор отвлекались от постижения безначального Дао, чтобы передать юным ученикам главную мирскую истину - «убоись гневать Громдевура, ибо дерётся», и наглядно демонстрировали вывихи и зубные расщелины, полученные во время постижения озвученной аксиомы. Именно в минуту, подобную той, которую сейчас переживал доблестный генерал Октавио, гномы горной провинции Триверн признали рубаку за своего. Правда, железноголовым коротышкам, чтоб достичь малинового цвета лица и уже упоминавшихся искр в дыхании нужно было часами стоять у кузнечного горна, или, как вариант, курнуть чего-то, выращенного в многочисленных теплицах Триверна, а Октавио справлялся сам, всего лишь правильными манипуляциями с поглощаемым воздухом (набрать, задержать, заточить о зубы, выдохнуть с максимальной энергичностью) и уверенностью в крепости собственных кулаков.
Тактическое отступление, предпринятое после неожиданного появления полутора дюжин вооруженных мужчин, очень быстро перешло в стратегическое наступление. Благо, механические повозки, в которых увезли мэтра Сашку, спящего сфинкса, матерящихся Ноздрянина, Догонюзайца и прочих пленников, поднимали целые тучи пыли, громыхали, как гномий хирд, воняли, как ташуны в сезон линьки, и ориентироваться было несложно. Октавио вывел из шалашика-убежища верного серого умбирадца, жестом опытной домохозяйки, именно сегодня объявившей сожжение бифштексам, смерть паутине и казнь всем многоногим и голохвостым квартирантам, засучил рукава, полыхнул искристым дыханием и дал коню полный газ. В смысле, ударил пятками по бокам, заставляя перейти сразу в галоп.
Форсируя овражки, кочки и миниатюрные зеленые оазисы - там, где полынь росла гуще и ядреней, чем в среднем по степи, - Громдевур обдумывал свои дальнейшие действия. На самом деле всё было очень просто: у генерала Октавио чесались кулаки набить морду мужикам в серых пятнистых уродских одежках, чесались кулаки расквасить рыло «заботливому» мэтру Лукину, и чесались кулаки свернуть кошачью шею подлой сфинксе.