- Хотя мне гораздо более надежной кандидатурой кажется дядя Вася Догонюзайца, - заспорил Кубин. - Лукин его терпеть не может, дядя Вася у нас слишком самостоятельный и независимый, чтоб каждому лысому Боулингу в ножки кланяться.
- То есть, если я правильно понял, - прищурился Октавио, размышляя относительно услышанного, - этот хитрец собирается обвинить мэтра Сашку в смерти того парня, который вчера истек кровью после ранения?
- Мы слушали разговоры Монфиева, Серова и Лукина, - продолжил Зиманович. - Я понял, что для Евгения Аристарховича было крайне важно, чтобы сегодняшнее предприятие, которое он поручил Сашке, было выполнено. Потому-то и не спешил давать официальный ход дела: прождал до вечера, а потом, видимо, забегался, друг сердечный, еще не успел прокуратуру известить. Завтра приступит. На свежую голову…
- И поэтому, - перебил товарища Кубин. - Мы решили выкрасть улики.
- Разумно, - согласился Громдевур.
- Я проверю все файлы и компьютеры Лукина. Надо знать, какой он располагает информацией, а Лёня отвлечет внимание.
- Мне выпал жребий жертвовать собой, и я съел суши из золотой мутировавшей рыбки, - скривился Кубин. Вспомнил о том, что должен изображать ослабевшего от страданий больного и застонал. Октавио скривился - стон получился неубедительным.
В итоге к парадному входу клиники они подошли втроем: Зиманович, прижимая к груди сумку с ноутбуком и прочими необходимыми инструментами своего компьютерного ремесла, решительно постучался, громко позвал Леночку, Тыквина или кого-нибудь - здесь человеку плохо! Кубин картинно повис на крепком плече Громдевура, который, в свою очередь, надеялся, что его в темноте примут за одного из охранников таинственного Объекта - должна же на что-то сгодиться его уродливая пятнистая одежда. Услышав, как за дверью загремели задвижками, Октавио на всякий случай врезал самозваному комедианту в живот - так, слегка, чтоб стоны казались убедительнее.
- Что слу… А, это вы, - буднично поприветствовал отряд «диверсантов» появившийся на пороге Лотринаэн. - Я как раз хотел с вами поговорить. А это…
- Это свои, - объяснил Громдевур, сведя процедуру знакомства союзников к минимуму. Вошел в темное помещение, велел магу прикрыть дверь и хищно осмотрелся по сторонам. Леня Кубин, пользуясь случаем, начал возмущаться, что он, оказывается, зря симулировал пищевое отравление - здесь, оказывается, уже всё схвачено, мы держим руку на пульсе врага.
- Я поищу какую-нибудь микстуру, - рассеянно пообещал Лот.
- Лень, не трать время на спектакли! - окликнул заигравшегося товарища Кирилл. - Идем, нам надо разобраться с Лукиным.
Громдевур перехватил волшебника и, понизив голос, приказал:
- Усыпи их.
- Зачем? - не понял Лот.
- Затем, что я не идиот, устраивать разборки при свидетелях!! Быстро колдуй на них что-нибудь смирительное, чтоб они не мешались мне под ногами!
- Что вы задумали, господин генерал? Кажется мне, или ваши дальнейшие действия действительно будут отрицать свободу воли разумного существа и умалять его внутреннее достоинство? В этой связи я должен заявить решительный протест…
- А в рыло? - рассвирепел Окатавио. Лот на ходу перестроился:
- И, пожалуй, заколдую не только данных странноватых алхимиков, а вообще всех обитателей здешней богадельни, чтоб не возникло ненужных эксцессов.
Как раз в этот момент Кубин громко звезданулся с мокрых лестничных ступеней, и Октавио утвердил план волшебника.
- У вас с собой клока шерсти оборотня нет? - переспросил Лот у генерала, рисуя в воздухе какие-то символы.
- Нет.
Тогда Лот выдрал требуемый ингредиент из прически Октавио. Пострадавший от мага воин коротко взвыл, объяснил заковыристой фразой, что он думает по поводу магических заклинаний, а потом, проходя мимо заснувших прямо на лестнице Кирилла и Лёни, уточнил, почему подобными волшебными «штучками» не пользуется придворный маг, мэтр Фледегран. Удобная, оказывается, вещь для нейтрализации ненужных свидетелей…
- В Кавладоре такое заклинание оценивается в полгода тюремного заключения, - вздохнул Лот. - А если маг или его сообщники за время, пока все спят, успевает обокрасть или убить кого-нибудь - то все десять… Поэтому изучают его исключительно теоретически. Жаль…
Октавио издевательски захихикал и побежал вверх по лестнице, подобравшись и насторожившись, как вышедший на охоту зверь. «Скотина!» - мысленно выругался Лот, поспешив следом, - «Из-за тебя мои благие намерения вести праведную жизнь продержались всего девятнадцать минут!»
XXIII. ЗВЕЗДОЧЕТЫ
Около часа тому назад Евгений Аристархович сказал Сашке:
- Я хочу вам кое-что показать.
Глюнов позволил вывести себя из палаты, которую мысленно иначе, как «камерой», не называл. «Интересно,» - размышлял на ходу молодой человек, - «Марина Николаевна говорила со мной по просьбе Лукина? Вообще-то считается, что муж и жена - одна сатана, но честно слово - я никогда раньше не замечал, насколько они не подходят друг другу… О чем я думаю? Мне надо спешно добраться до телефона, просить помощи у Зимановича, вызывать тяжелую артиллерию в лице Яна Витальевича, который одним словом способен прекратить подлые инсинуации, что я типа клиент психиатрички. Мне надо спасать себя - я, нормальный, в общем и целом, человек, начинающий маг, будущий ученый - что я здесь делаю?! Зачем?! Бегом отсюда!» Но вместо побега Сашка вежливо следовал за мрачным, решительным Лукиным.
Они повернули в западное крыло, спустились в подвал. Здесь, в пустом скучном коридоре, Сашку вдруг пробрало ощущение надвигающегося ужаса, вызванного… Глюнов прислушался. Да, вызванного странным, тихим, непрекращающимся звуком.
Лукин посмотрел на нервничающего спутника, то ли подмигнул, то ли просто дернулся в нервном тике, отпер дверь и пригласил входить.
Волчановский - такой знакомый, крепкий, сильный и самоуверенный человек, к которому за год привык Глюнов, - сидел в углу, неестественно съежившись, будто прятался от пятна тусклого света, падающего через открытую дверь из коридора. И выл.
Тонкий, страдающий звук исходил откуда-то изнутри Волчановского, из самой глубины дрожащего горла, перетянутой тоской грудной клетки; безумец выл. Не было ни угроз, ни агрессивных воплей, просто тонкий, жалобный вой загнанного в клетку зверя, уже отгрызшего себе лапы, но так и не выбравшегося из смертельной ловушки. Волчановского больше не было - была… бессловесная добыча, которая стенала и плакала, тоскуя по зубастой пасти, способной прекратить ее затянувшиеся муки, и этот долгий, непрекращающийся звук был страшнее прочих кошмаров, увиденных Сашкой за прошедшую неделю.
- Зачем вы мне показали его? - спросил Сашка, когда они с Лукиным пришли беседовать в кабинет Евгения Аристарховича.
Доктор промолчал, подошел к цветочной коллекции, расставленной на подоконнике, взял опрыскиватель и начал сосредоточенно поливать зеленые листья и яркие цветы.