Сашка поставил на три недели - судя по шуткам Галочки, Лена собиралась Журчакова терапить с особой настойчивостью.
За два месяца Сашка перепробовал почти полсотни кличек для черно-белого приблудыша. Васька, Степка, Сёмка, Кузька, Кузькин кот, Сукин сын, Мурзик, Тишка, Плутишка, Сволочь, Барин (это предложила Галя), Пузран Пузраныч, Лисистрат… «Вообще-то, - исправил Журчаков Ленино предложение, - в Греции жила Лисистрата, и как-то раз уговорила подружек продинамить целое стадо мужиков. Вот стерва!» И кот проходил Стервецом целый день. После чего нежно и ласково подкатил к поварихе.
Тетя Люда торжественно усыновила черно-белого и назвала Флаффи. Дескать, видела в кино, у очередной Марианны Санта-Барбского разлива, был такой солидный котик, носил брильянтовый ошейник, спал на бархатной подушечке и отзывался на имя Флаффи. И почти три дня Саша радовался гармонии и полному взаимопониманию, царившему между дородной молодящейся поварихой и барствующим, вальяжным, самодовольным черно-белым котом.
А потом была ночь Ножей и Тупых.
Посреди полночной тьмы вдруг сработала охранная сигнализация, общепитский блок засвиристел сиренами и засиял красно-желто-синими огнями. Сашка, помнится, вскочил и со страху прыгнул обеими ногами в одну штанину, судорожно вспоминая, где по распорядку ему следует быть в чрезвычайных ситуациях. Пока вспомнил, пока выпутался из петли взбесившегося со страха противогаза (хотя точно помнил, что противогаз ему выдавали новой конструкции, без шланга; и вообще, он ведь не чешуйчатым на ощупь должен быть, разве нет?), пока выбежал на плац… Возле общепита уже стояли, держа автоматы на взводе и гранатометы (или что?) на плече, ребята Волкова. Сам «штабс-капитан», в пятнистом сером камуфляже, с раскрашенным черными полосами лицом, командовал операцией.
Противник заперт… Противник окружен! Действуем по моей команде! Двое десантируются с крыши, по одному - через верхние окна в столовую, ты, ты и ты - через черный ход, ты, Хвостов, через мусоросборник… Р-р-рразговорчики! Не слишком сообразительный Прытковецкий громоздким тараном на фиг снес дверь, и…
Позже Догонюзайца в красках расписывал картину: дескать, представьте. Ночь. Черно. Пустая столовая. Ровные ряды столов и стульев. По углам - что-то кошмарное, что живет по ночам в общественной столовой, может быть, призраки невинно отравившихся посетителей. Белые лучи фонариков режут темноту, пластуют ее, раздирают; бравые «волчата» идут напролом, треск и грохот разбившегося стекла, двери разносятся Прытковецким (А чё сразу я? - возмущался детинушка) - и разброшенные по полу хищные стальные лезвия ножей ловят отсветы сирен и прочей подсветки. И посреди всего это буйства - маленький, и не видно, что почти семь кг, очень испуганный котик с задушенной крыской в зубах.
«Бедненький!» - завопила тетя Люда, - «Флаффи ж хотел порадовать свою мамулю! Яти ж вашу кашу, вы что, дуболомы, понаделали! Вы ж кота импотентом на восемь оставшихся жизней сделали!»
Как позже пошутил Лукин, крик тети Люды чуть не сделал импотентом Бульфатова, а это смело можно записывать в разряд подвигов, равных подвигам Геракла. Пока Бульфатов находился в лазарете у Евгения Аристарховича на профилактике, Монфиев разбирался с ночным происшествием: Волков получил устный выговор за самоуправство, Глюнов получил официальное распоряжение кормить кота, чтоб по ночам тот не лазил по секретным объектам в поисках подножного корма. А потом сам Монфиев получил от тети Люды - повариха гордо подбоченилась, четырехэтажно послала начальника, потребовала цветной телевизор над котлом, чтоб готовить интереснее было, выходной в субботу, Серова для успокоения нервов, и чтоб пред ее грозные очи поставили того скотину, который ночью, пользуясь суматохой, сожрал два кило вареной говядины, которую планировалось пустить в панировку. Тетя Люда получила все, что требовала - кроме говядиноядной скотины. Велела Глюнову беречь Флаффи, и, утешаемая Серовым, немного успокоилась.
- Ты не Флаффи, - сказал Сашка, пока черно-белый сидел у него на руках. На усах кошака еще виднелись маленькие крупинки говядинки, и вообще, два лишних килограмма, приплюсованных к живому весу, чувствовались. - Я буду звать тебя Бегемот.
Бегемот, Проглот, Всежрунчик, Курезадов (при использовании этой клички Глюнову постоянно казалось, что кот улыбается), Сосиска, Не-Приближайся-К-Моему-Компу! - и прочая, прочая, прочая. Кот все клички игнорировал, и Сашка, так и не подобрав нужной, писал о нем родителям, именуя просто - Черно-Белый Кот.
Маша в ответном письме предложила назвать кота Индианой Джонсом - Сашка улыбнулся. Значит, не забыла… Ах… Аспирантуры два с небольшим года осталось, а потом… Глюнов мечтательно зажмурился, представил, как выходит из ослепительного «мерса»… нет, лучше феррари! перед родной девятиэтажкой, весь из себя крутой и красивый, в правой руке - букет роз для мамы, а в левой - коньяк и диплом кандидата наук, чтоб помочь отцу пережить шок; и сразу, стоило Сашке отойти от машины, на шею ему кидается Маша - Машута, милая Машенька, и начинает целовать, целовать, целовать…
Тут Сашка очнулся, отстранил от лица наглую черно-белую морду:
- Что, опять проголодался? Не смей меня облизывать. У меня реферат по философии и общественным наукам горит. Надо сочинять. Может, идею подскажешь? Надо, чтоб было что-то философское. Какая-нибудь идея, которую пока невозможно разрешить с точки зрения техники, но которая давным-давно решена с помощью идеалистических представлений. Вот, думаю - что телепортация, он же нуль-переход, он же пространственно-временной разрыв - как раз самое оно…
М-да… Большим жирным шрифтом: «Телепортация».
Кот уселся рядом - по вредной кошачьей привычке именно на левую руку хозяина, и ни на сантиметр в сторону, привалился - будто день не был отменно жарок и Сашке требовался дополнительный обогреватель, и тоже уставился в экран, будто понимал, что там написано.
«Проблема телепортации,» - бойко застучал Сашка Глюнов по клавишам, - «пришла в современную физику и математику через ненаучную фантастическую литературу.» Нет, лучше стереть и сформулировать иначе: «Впервые была заявлена в древней мифологии и сказ…» «Сказ?» сказках? Несерьезно. Сказаниях? Неопределенно, а потому - ненаучно. Сказкотворчестве? как-то размыто, да и слово-то такое в официальном лексиконе отсутствует, еще подумают, что он с Догонюзайца советовался. Лучше оставить просто «мифологии». Ага, «и народных былинах».
Память услужливо подсунула обрывок старого рисованного мультфильма: сидит на черном пятне, изображающем остатки зеленого насаждения, лиловато-синеватый носатый и бородатый дед в такой же, но более светлой рубахе, перебирает по начерченным зигзагами струнам гуслей и вещает глубоким красивым голосом - «То ли было то, то ли не было. То ли правду скажу, то ли небыль вам…»