Повинуйся мне, Змея Времени!
Алим хитро улыбнулся нервничающему Лоту, едва не подмигнул мэтру Пугтаклю, добровольно отказавшемуся сегодня от почетного звания председателя экзаменационной комиссии, и, в который уже раз, торопливо оглядел столпившихся у стены зрителей. Пришла ли Альба? Милая Альба, которую он потерял, слишком глубоко увлекшись магическими экспериментами? Та самая Альба, которая сочинила басню про то, что ее украл дракон - чтоб только дасадить неверному поклоннику? Та самая Альба, ради которой он, Алим, и совершал свои магические чудеса?
Он заметил мелькнувшее в толпе лицо девушки в тот самый миг, когда Змея начала пробуждаться. По черному каменному телу, резко увеличивающемуся в размерах с каждым ударом сердца, пробежала огненная волна, окрашивая выплавленные в камне чешуйки в оранжевые и красные цвета. А Альба легко скользила между лиловыми мантиями мэтров и серыми мантиями учеников - но смотрела при этом не на покрытую песком арену для испытаний, не на напряженно контролирующего Змею Алима, а…
На Лота?
Что?!
Змея подняла голову и чуть заметно покачнулась из стороны в сторону.
Альба остановилась в трех шагах от Лота, смотрела на полуэльфа мечтательно и с противной маслянистой лаской во взоре, а тот даже не заметил ее присутсвия. Ну, погоди ж ты у меня! Ты у меня еще попляшешь, друг называется!… Вы оба еще узнаете, как смеяться за моей спиной, как обманывать меня, как… Я - повелитель Времени! Я могут сделать с вашими жизнями всё, что угодно! Я…
Артефакт «Змея Времени» к тому моменту поглотил столько магии, что перешел из состояния каменного в псевдоживое. И душа, загадочная душа, которая изначально таилась в куске жгуче-черного базальта, требовала всё больше и больше энергии - что абсолютно совпадало с настроением впавшего в эйфорию всевластия рассерженного волшебника.
На опасную концентрацию маны среагировал один из закрепленных под крышей охранных артефактов. Розовый туманный кристалл выпустил луч - предупреждающий мага-экспериментатора, что эксперимент переходит на другой уровень. Но Алим не понял предупреждения. Он поднял посох, пытаясь заблокировать действие охранной магии и «выстрелил» встречным заклинанием, оберагающим обожравшуюся маной Змею.
Вспышка. Еще одна. Огненный шар. Ветер. Вспышка, вспышка, вспышка…
И каменная статуя, в которую превратился утративший контроль над магией Алим.
Лучший друг. Повелитель Времени.
Через десять мгновений всеобщей паники маги немного успокоились - грандиозной катастрофы, вполне способной снести с лица земли Лаэс-Гэор и половину столицы, удалось избежать. А заполнившие пространство арены для магических испытаний сорвавшиеся с рук файерболы никто и не подумал возвращать или редуцировать. Какой вред может причинить огонь камню?
Допустим, он может разнести статую в каменную пыль.
Потом мэтр Пугтакль спрашивал себя - правильно или неправильно он поступил, замешкавшись на мгновение и не успев поставить перед застывшим окаменевшим Алимом хоть какую-то защиту от магического воздействия. Решение утаить от кипевшего негодованием сына истинные намерения так называемого «друга» Пугтакль никогда не ставил под сомнение, а вот… может быть, и стоило наколдовать «Щит Даи», или «Щит Амоа». Может быть, и стоило попытаться спасти заносчивого мальчишку, не способного различать добро и зло. Хотя кто знает?
Вряд ли Алим оценил бы по достоинству усилия старших магов. Тоже мне… повелитель пыли.
Вернувшись из сада, жрец и волшебник обсуждали последние новости в Кавладоре, Брабансе, откуда Гильдебран был родом, и Иберре, где родился сам Лотринаэн. Возвращение домой «гильдебрановским» способом временно не обсуждалось, а сам Лот чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы пытаться телепортироваться.
Марина Николаевна принесла обед, а потом пообещала посмотреть, не осталось ли хоть что-то из вещей, которые были на Лотринаэне в момент катастрофы. Сейчас, когда зрение больше не устраивало черных мрачных розыгрышей, Лот сумел оценить изящную и по-настоящему человеческую красоту этой женщины. Никаких магических талантов, даже тени способностей нет - лишь щедрое, по-настоящему золотое сердце, мягкий блеск золотистых локонов, теплые карие глаза и нежная улыбка на устах. «Она замужем,» - на всякий случай напомнил Гильдебран. Лот отмахнулся - он и не планировал ничего серьезного. Но, в конце концов, он же мужчина, зачем отказывать себе в удовольствии любоваться женской красотой?
Гильдебран фыркнул, показывая многомудрое отношение монаха к словам потенциального грешника. И до вечера терпеливо, стоически, хотя и не слишком внимательно слушал собрание поэтических перлов, которые чисто случайно пришли на ум Лотринаэну. Он же наполовину эльф, - утешал себя старик, - а для остроухих - что поэзия, что музыка - то же лекарство.
Выслушав поэму, сложенную в честь юбилея основания Министерства Чудес Иберры, волшебного замка-рощи Лаэс-Гэора, в которой ненавязчиво упоминались каждый из пятисот лет конкуренции иберрских друидов и некромантов из Восьмого Позвонка, Министерства Чудес королевства Ллойярд-и-Дац, Гильдебран мысленно поклялся: «В следующий раз - никаких реанимаций. Пусть хоть мрут, хоть вешаются, никого и ни за что спасать не буду. Сотворишь чудо - а потом опять лет сто расхлебывай его последствия? Ну уж нет… Мне вообще, по местному законодательству, положена пенсия по выслуге лет и бесплатное трехразовое питание…»
XVI. ЗАГАДКИ
Вопреки распространенному мнению, паранойя и включенная в патологический синдром мания преследования вовсе не были профессиональным заболеванием охранников Объекта 65/113, как не были и личным «пунктиком» господина Монфиева. В условиях промышленного шпионажа и жуткой околонаучной конкуренции и паранойя, и мания преследования были вполне обоснованными и тщательно развиваемыми качествами «идеального сотрудника». Потому-то и ценило Большое Начальство самоуверенного, крикливого и страдающего повышенной хамоватостью Леонида Кубина. Кто, как не он, выполняя четкие указания Зимановича и Монфиева, организовал идеальную систему внутреннего видеонаблюдения по всему Объекту и ближайшим окрестностям?
А Кирилла Зимановича начальство просто ценило, не объясняя причин. Таких технических гениев, да и просто надежных работников - днем с огнем не сыщешь. Не то, что Барабашка… тьфу ты, откуда у Догонюзайца такой талант придумывать людям прозвища? Не то, что не вернувшийся из запоя Сергей Барабанов, или тот же Пингвин… То есть Глюнов. Это ж надо? Додумался притащить на Объект, где каждая пробирка, каждая плата бешеных тысяч стоят, - в этот оплот Науки и Истины - притащить мерзкого, всё портящего, настырного и неистребимого кота!
Что за молодежь пошла? Никакого трепета перед авторитетами.
С недавних пор у Сереги Барабанова появилось стойкое убеждение, что за ним кто-то следит. Подсматривает, шпионит, наблюдает. Причем всегда - не делая различий, чем Серега занимается: спит в своей комнате в общежитии, уныло ковыряется в тарелке - в общепитском блоке, или даже принимает душ. С целью выяснить, кому и зачем понадобилось знать подробности жизни малозначительного сотрудника генетической лаборатории Объекта, Серега перестал пользоваться наушниками плеера, постарался выработать у себя привычку озираться на каждый еле заметный звук, и принял решение раздобыть еще один пистолет. В прошлый раз он стащил оружие из ящика Волкова - тот как раз уезжал на охоту, которая его в итоге и угробила; но куда положил, кому доверил - Барабанов не помнил. А теперь, как назло, все попытки разжиться пистолетом, автоматом или винтовкой, строго пресекались. То Ноздрянин вежливо разворачивал в противоположном направлении и отвешивал легкого пинка, то Догонюзайца демонстрировал кулак с полустертой татуировкой ВАСЯ на пальцах, и даже тихая тетя Люда включилась во вселенский заговор против Сереги Барабанова. Вместо того, чтобы помочь, посочувствовать, она заманивала его домашними котлетками и кормила, как на убой - ласково гладила по голове, приговаривая «Кушай, болезный», и подкладывала кусочки поаппетитней.