Некоторые представители духовенства разделяли претензии епископа Вероны к королю. А знатные горожане надеялись на то, что со сменой правителя Италии вновь наступят счастливые времена, как при Беренгарий, когда Верона, любимый город государя, практически была второй столицей и пользовалась всеми столичными привилегиями.
Осенью 934-го или зимой 935 года Арнульф пересек долину реки Адидже с отрядом, собравшим весь цвет его герцогства. В отряде был Адальберт, епископ Зальцбурга, который не отправился бы в путь без группы помощников, а там, где были епископы, нашлось место и для графов.
Милон и Ратхерий отворили ворота Вероны, а оттуда герцог решил направиться к Милану и Павии. Арнульф и веронцы рассчитывали на то, что к ним примкнут епископы и знатнейшие феодалы Итальянского королевства, но этого не произошло. Гуго без всякой спешки собрал войско и выступил к Вероне, выслав вперед несколько конных отрядов, которые перекрыли все дороги на восток.
Единственное крупное сражение произошло в Буссоленго, где королевские войска одержали внушительную победу. Армия герцога понесла огромные потери, многие его воины разбежались. Сам Арнульф был ранен в бою и решил немедленно отступать в Баварию, взяв в заложники Милона, чтобы иметь возможность повторить вылазку в другое время и с бо́льшими силами.
Однако Милон, видя, какой оборот принимают события, успел скрыться. Он более не обольщался насчет Арнульфа и союза с ним. Более того, он уверился в том, что новый поход также не имел бы успеха, поскольку крупные феодалы, не поддержавшие инициативу первого похода, не одобрили бы и второй. Немного поразмыслив, Милон перешел от Арнульфа на сторону Гуго. Один из его братьев вместе с кучкой вассалов открыто взбунтовался, забаррикадировался в Веронском замке и какое-то время выдерживал осаду герцога.
Арнульф относительно быстро сломил сопротивление и продолжил путь в Баварию, увозя с собой пленных мятежников. А Гуго 2 февраля вошел в Верону во главе войска, со свитой из епископов и графов[9].
Своевременно приняв решительные меры, Гуго предотвратил роковые для государства последствия, которые вполне могли произойти после заговора Милона и вторжения Арнульфа. Правда, подавление мятежа и расправа с мятежниками произошли весьма интересным образом.
Милон укрылся в надежном месте, его брат попал в плен, тем самым невольно доказав верность своей семьи законному государю. В серьезную переделку попал Ратхерий. Именно он рассказал — хотя и довольно бессвязно — о событиях, последовавших за вступлением королевских войск в Верону. Этот рассказ пролил свет на реальную политическую обстановку в итальянских городах того времени, на ситуацию, которую хронисты описывали схематично и однообразно.
Лиутпранд сообщил только то, что Арнульф «охотно принят графом Милоном и епископом Ратхерием, словно они его пригласили». После этого он описал военные действия во время похода, а затем рассказал об отступлении герцога и его последствиях: «…когда он отступил, король Гуго немедленно вернулся в город, а плененного им Ратхерия, епископа этого города, Папа отправил в изгнание». Так он завершил свой рассказ об этом эпизоде.
В свою очередь, Ратхерий дает нам понять, что не только он с Милоном, но и горожане перешли на сторону Арнульфа. Однако общественное мнение в Вероне играло немаловажную роль. Утром 2 февраля во время торжественной мессы, когда восхваляющий Господа и присутствующие обменивались поцелуем мира, многие из тех, кто знал о неминуемом вторжении в город королевского войска, открыто заявили епископу, что именно на нем лежит ответственность за произошедшие и грядущие несчастья.
Бургундцы, из войска Гуго, сначала преследовали отступавших воинов Арнульфа, а затем вошли в город и принялись громить все вокруг, грабить и убивать. Было произведено множество арестов, а епископа, который не успел, подобно графу, вовремя переметнуться на сторону Гуго и к тому же попался на глаза людям короля, когда беседовал с одним из приспешников герцога, взяли под стражу. С ним хорошо обращались, поскольку его происхождение и его дружба с Хильдуином создали ему репутацию своего человека при дворе и, возможно, приближенного короля. Тем не менее ночью Ратхерий не смог сомкнуть глаз, думая об угрозе, которая нависла над остальными арестованными — простыми горожанами и священниками, начиная с архидиакона. Очевидно, всех их ожидала виселица. Ратхерию удалось поговорить с неким влиятельным «другом», возможно, Хильдуином. Тот дал Ратхерию множество советов и помог ему на следующее утро, 3 февраля, устроить встречу с теми арестованными, которые скомпрометировали себя более всего. Эти люди составили письменное послание, которое должно было снять с них все обвинения. Ратхерий не говорит ни о том, кому предназначалось это письмо, ни о том, каким образом его содержание могло помочь обвиняемым. Можно предположить, что это было анонимное послание королю, но кого именно его авторы осыпали «ругательствами» (convicia), которыми, по признанию самого Ратхерия, пестрел текст письма, нельзя даже предположить.
Орсо, зять архидиакона, который составил и переписал письмо, всю ответственность за его содержание переложил на епископа. Остальные поступили так же, и весь королевский гнев обрушился на Ратхерия. Гуго приказал перевезти его в Павию и заключить в так называемую башню Вальперта[10].
Рассказ очевидца событий, более того, их главного действующего лица, снимает все сомнения в том, что власть имущих епископов и графов всегда окружала целая толпа горожан, которые находили возможность выразить свою точку зрения и изъявить свою волю. Наиболее знатные горожане активно участвовали в принятии решений по тем политическим вопросам, которые могли затронуть их личные и общие интересы. Сведения о деятельности горожан Вероны во времена Ратхерия придают более глубокий смысл: добровольному подчинению «граждан» (cives) Милана и Павии Арнульфу Каринтийскому в 894 году, о котором Лиутпранд упоминает после рассказа о падении Бергамо; сопротивлению туринцев епископу Амолону, которое описывается в Хронике Новалиса; «злонамеренному заговору» (malivola conspiratio) жителей Модены, на который Гвидо намекает в своей грамоте от 891 года; участию горожан Бергамо в обороне города в 904 году; участию жителей Мантуи в прибылях от деятельности монетного двора в 945 году; просьбе граждан Генуи о защите, удовлетворенной королем в 958 году. Старый феодальный мир неуклонно менялся, и новые социальные слои спешили занять господствующее положение в политической и экономической жизни Северной Италии[11].
Гуго сумел извлечь выгоду из событий в Вероне, в результате которых Ратхерий оказался в темнице. Он передал епископскую кафедру Вероны своему племяннику Манассии, прибавив к ней епископства Мантуи и Тренто — а по некоторым сведениям, и Виченцы, — которые вместе составляли Триентское маркграфство. Это маркграфство король также пожаловал Манассии, связывая его по рукам и ногам своей щедростью, чтобы племянник доблестно защищал границу своих земель, в случае если Арнульф еще раз совершит попытку ее пересечь[12].