IV. Наконец, далеко не последнюю роль в проведении крестовых походов, а в психологическом отношении, пожалуй, первостепенную, сыграло истинное религиозное рвение, религиозная экзальтация воина-крестоносца, его искренняя вера в то, что он ведет Священную войну за освобождение Гроба Господня, и через свои деяния, свои помыслы очищается и спасает свою душу. Крестовые походы дали тот новый ориентир в жизни, который был столь необходим — возможность достижения «Божьего мира», и новую цель в жизни — освобождение Гроба Господня. Появилась и новая сила — армия крестоносцев, «войско Господне». Святой Крест стал оружием, приносящим победу.
Итак, политика папства, красочные рассказы паломников о Святой Земле, социально-экономические проблемы разжигали огонь истинного религиозного чувства, которое было присуще средневековому человеку в принципе. Совокупность и сложное переплетение различных факторов бытия феодальной Европы XI в., различных проблем, религиозных верований, настроений и мировоззрений получили в области идеологии религиозную форму «Священной войны», а в области политики — форму крестового похода. Экспедиции крестоносцев, по сути своей не являвшиеся чем-то новым, если рассматривать их только как завоевательные войны, стали новым типом войны в истории Средневековья. Это не была обязательная феодальная служба. Это была «добровольная» война, т.е. это был исключительно добровольный акт покаяния и самопожертвования во имя Господа; каждый заключал договор с самим Христом («negotium Christi») и зависел исключительно от него. Крестовые походы оказались снадобьем, нарушившим размеренное течение жизни тогдашней Европы, деянием, открывшим новый период в истории и культуре средневековой Европы.
Выше мы коснулись причин возникновения крестоносного движения в Западной Европе. А что же Византия? На первый взгляд кажется странным, что христианская страна не только не приняла крест, но и с большим опасением и даже враждебностью отнеслась к крестоносцам, хотя, безусловно, иногда она пыталась использовать крестоносное войско в своих политических интересах. В чем же дело, в отличиях дипломатической линии Византии, в страхе, что крестоносцы — эта рыцарская вольница — окажутся на ее территории, или же имели место причины религиозного и идеологического характера, не позволявшие византийцам принять крест? Дело в том, что борьба с неверными была постоянной, насущной проблемой для Византии. В силу своего географического положения империя вот уже несколько столетий воевала с мусульманами: персами, арабами, турками-сельджуками. Вряд ли Византию можно было зажечь кличем «На Восток!» Для византийца Восток — это не далекая и неведомая благодатная земля. Это его собственная земля, хорошо ему знакомая и воспринимаемая как своя, родная, но лишь временно утраченная.
Кроме того, по-другому устроенное государство, поземельные отношения, несхожие с западными, заставляли сыновей земельных магнатов стремиться не на войну, не на завоевание новых земель, а в столицу, чтобы занять выгодное место при дворе, ибо только там можно было сделать государственную карьеру и разбогатеть. Таким образом, смысл жизни византийцу виделся иным, чем западноевропейскому рыцарю. Другая, чисто практическая, банальная проблема: Византия к началу Первого крестового похода просто не имела ни материальных, ни физических сил, чтобы присоединиться в конце XI в. к крестоносцам. Однако император Византии Алексей I Комнин усмотрел для себя возможность использовать западноевропейских рыцарей, коль скоро они появились на его территории, и их руками возвратить себе утраченные земли в Малой Азии.
Что касается страха Константинополя перед рыцарской вольницей, то эта причина тоже существовала. В начале правления Алексея I Комнина (1081–1118) из византийской столицы действительно прозвучал призыв к Западу о помощи против турок-сельджуков. Но Алексею I удалось справиться с трудностями, и к началу Первого крестового похода огромное войско помощников из европейских рыцарей на византийской земле было уже не нужно. Для жителей византийской столицы эти грубые люди, расположившиеся лагерем под стенами Великого города, были крайне неприятны. Всегда существовало также и предубеждение западноевропейцев против Византии. Требование Алексея I к рыцарям принести ему присягу верности и более чем холодный прием, оказанный крестоносцам в Константинополе, еще более усилили эти чувства и вселили дискомфорт в души тех, кто, по их собственному убеждению, пришел «спасать» восточных христиан. Итак, начало эпохи крестовых походов не служило добрым предзнаменованием хороших отношений между Византией и Западом.