Две истории, рассказанные Леонтием Махерой, (о которых мы расскажем чуть ниже), долгое время заставляли исследователей видеть в Гуго IV жестокого тирана, некоего pater familias, не допускавшего ни малейшей свободы для собственных сыновей. Традиция представлять Гуго IV, вдобавок, слабым политиком и деспотом, почти фанатиком, полным религиозных предубеждений, была заложена английским историком Дж. Хиллом в середине XX в.[118] Средневековые авторы, действительно, подчеркивают набожность и благочестие короля. Филипп де Мезьер в одном из своих сочинений замечает, что Гуго был «самым католическим королем из всех королей в христианской мире (Catholicus inter omnes reges Christianorum)»[119]. Паломник Джакомо де Верона, посетивший Кипр в 1335 г., называет Гуго IV «добродетельным, милосердным и благочестивым»[120]. Подобные оценки в устах средневековых авторов являются высшей похвалой для короля крестоносного государства, ибо ставят его в один ряд с идеальным крестоносцем, основателем Иерусалимского королевства Готфридом Бульонским. Именно указанными качествами в первую очередь наделяли хронисты эпохи крестовых походов Готфрида, ставшего образцом для всех крестоносцев. На закате эпохи Гуго IV становится вторым Готфридом, носителем и продолжателем крестоносной традиции на Востоке.
Итак, Леонтий Махера начинает рассказ об этом короле с кровавого и жестокого события: «В июле 1327 (1325) г. король Гуго приказал повесить сто человек»[121]. По представлениям Махеры, все эти люди были пиратами и заслуживали смерти за свои злодеяния, и при такой интерпретации король выступает как защитник и поборник соблюдения закона. В это можно было бы легко поверить, потому что в водах Кипра действительно всегда было много пиратов, способных нанести серьезный урон международной торговле и, следовательно, кипрской экономике, если принять датировку события по венецианской рукописи — 1357 г. Однако судя по тому, что оксфордская и равеннская рукописи указывают на 1325 г., т.е. время непосредственно после коронации, вероятнее предположить, что Гуго IV расправился либо с еще оставшимися врагами своего предшественника Генриха II, которые, вряд ли, оказали поддержку и ему самому, либо с «новой» оппозицией его собственной власти. Подобную датировку и предположение подтверждают Ф. Бустрон и Ф. Амади, рассказывающие, что в самом начале правления Гуго IV в Кормакитии собралась группа рыцарей, недовольных его восшествием на престол и являвшихся прежде врагами его предшественника Генриха II. Гуго тогда поставил вопрос в Высшем Совете королевства об осуждении этих рыцарей как изменников и о лишении их фьефов, но, правда, не жизни[122]. Возможно, именно с ликвидацией заговора рыцарей Кормакитии и связаны те казни, которые Махера представляет борьбой короля с пиратами, и их объяснением будет его самоутверждение как короля, безжалостного к своим врагам. Показательный характер казни становится знаком для непокорных и предупреждением, гласящим, что Гуго не допустит узурпации власти кем бы то ни было, как это произошло при Генрихе II. Кроме того, хронист отмечает важную деталь: казни проходили во всех крупных городах Кипра. Кажется не слишком логичным, чтобы королевские власти сначала выловили сотню пиратов, а потом распределили их по разным городам, чтобы казнить. А вот проведение арестов неугодных королю по всей стране и их устранение на месте представляется весьма правдоподобным. Да и вряд ли Гуго начинает свое правление с очистки акватории Кипра от пиратов: дело это, несомненно, важное, но не первостепенное. Пиратов, как мы уже сказали, всегда хватало в водах Кипра и периодически Лузиньяны направляли против них корабли, обеспечивая безопасность торговых путей. Столь широкомасштабный «отлов» пиратов, о котором рассказал Махера, означал бы, в действительности, настоящую войну против них, и, несомненно, нашел бы отражение в разных источниках. Тем не менее, этого не случилось. Цифры, которые приводит Махера, также кажутся значительным преувеличением. Ведь когда он конкретизирует, сколько «пиратов» было казнено в разных городах, оказывается, что их число сильно не дотягивает до сотни[123].
118
Hill G. History of Cyprus. Cambridge, 1948. Vol. II. P. 300-306. Дж. Хилл, видимо, настолько не любил этого короля, что был весьма немногословен и посвятил его 35-летнему правлению лишь небольшую главу (Hill G. II. Р. 285-307).
120
Cobhcmi C. D. Excerpta Cypria. Material for a History of Cyprus. Cambridge, 1908. P. 16–17.
121
Machairas L. Recital Concerning the Sweet Land of Cyprus Entitled Chronicle / Ed. R. M. Dawkins. Oxford, 1932. Vol. I. § 64.
122
AmadiF. Chronique de Chypre / Publ par R. Mas-Latrie. Paris 1891. (Repr. Amadi F. Cronaca di Cipro / introduzione di. S. Beraud. Nicosia, 1999) P. 403; Bousttmi F. Chronique... P. 254.