Татум Риверс. Мое искушение, моя сладкая пытка, моя бесконечная агония, и теперь, возможно, она станет и моим спасением. Не то чтобы она еще знала об этом. Но она купила себе банду демонов и заплатила за них кровью. До прошлой ночи я верил, что в этом мире есть только два человека, ради которых я готов убить, но я ни секунды не колебался, когда пришло время доказать ей свою преданность. Наша Связанная Ночью — красавица.
Я сосредоточился на том, сколько труда потребовалось, чтобы избавиться от тела. Избавиться от крови. Теперь осталась только чистота. И я медленно начал расслабляться. Я мог бы пройти через это. Я мог бы пережить нарушение моего ритуала, если бы просто сосредоточился на этом. Я мог смириться с тем фактом, что бодрствовал всю ночь и спал днем…
Мои мышцы снова начали дрожать, когда я позволил себе задаться вопросом, который час. Я даже не знал, как мне пережить этот день, когда все вышло из графика. Я только что проснулся, и что теперь? Я что, собирался ужинать, как гребаное животное? Может быть, мне стоит просто отказаться от еды, а не есть ее не по графику…
Звук, подобный чистой небесной капле, достиг меня, когда из динамиков полилась первая нота «Лунного света» Клода Дебюсси, и я замер, когда музыка дотянулась и коснулась пальцами моей измученной души.
Теплое тело подошло и присело рядом со мной, мускулистая рука прижалась к моей, и я медленно выдохнул, когда музыка зазвучала вокруг нас, а напряжение в моей позе постепенно спало.
Я ослабил хватку на волосах, кожу головы покалывало от грубого обращения, пока я пытался сосредоточиться на красоте того, что мы сделали прошлой ночью, и отвлечься от хаоса сегодняшнего. О том, как мой ритуал сгорает дотла и разваливается на части, и демон во мне пользуется предлогом, чтобы дать волю чувствам, и…
Я прислонился к брату, когда он остался рядом со мной, и музыка заключила меня в свои сладкие объятия. Я не знал, кто из братьев это был. Только то, что он был здесь. Что они оба всегда были здесь.
Я приоткрыл глаза и обнаружил, что смотрю на татуированное предплечье Киана, мой взгляд зацепился за один конкретный кусочек чернил, когда крадущийся волк, казалось, смотрел мне прямо в глаза. За его спиной еще два волка прятались в тени под полной луной, и моя изломанная душа немного сжалась, пока я боролся, чтобы сдержать худшее в себе.
— Это такой же день, как и любой другой, — тихо сказал Киан. — Так что вставай, блядь, потому что тебе пора потренироваться.
Я прищурился, когда повернулся, чтобы посмотреть на него, и он смерил меня мрачным взглядом, который говорил, что он увидел моего демона и пробудил во мне своего дьявола. Если я хотел выплеснуть на него свое внутреннее смятение, он был готов. Но он также был готов помочь мне снова приковать себя к рутине.
— Мне нужно запереть его, — прохрипел я, мое горло пересохло, когда вкус дыма задержался у меня на языке, а едкий запах отбеливателя густо повис в воздухе.
Я отвел от него взгляд и поискал часы на стене, хотя и знал, что это меня погубит. Если было девятнадцать минут первого или даже что-то другое, кроме шести утра, я терял самообладание. И я знал, что сейчас не шесть утра. Свет за витражным окном был ярким, а солнце висело низко в небе, как будто был полдень. Я, наверное, проспал всего несколько часов. Больше мне никогда не удавалось. Я всегда был на чеку, что кто-нибудь ворвется ко мне в тот момент, когда я потеряю бдительность, и швырнет меня в шкаф, или в багажник машины, или в бассейн.
Такого не случалось уже много лет.
Но никогда не говори «никогда».
Он не может добраться до меня здесь.
Он может добраться до меня где угодно.
Я выдохнул через нос, прогоняя голоса и сосредотачиваясь на текущей задаче. Часы. Вот только часов не было. Никакого непрекращающегося тиканья, тиканья, тиканья. Стена, на которой они должны были висеть, была голой, хотя я знал, что протер их и повесил обратно прошлой ночью.
Мой взгляд скользнул на кухню, где на дисплее духовки должно было гореть время, но его скрывал грубо вырезанный квадратик клейкой ленты.
— Уже шесть утра, — проворчал Киан. — И ты опоздаешь на тренировку, если не пошевелишь своей задницей.
Мои губы приоткрылись, когда волна гнева пробежала по моему позвоночнику. Было не шесть утра, скорее четыре пополудни, или четыре тридцать семь, или, блядь, четыре семнадцать, или…
Киан повернулся ко мне лицом, поймав мой пристальный взгляд в своих темно-карих глазах, когда он обхватил мою голову руками.